ПСС. Том 90. Произведения, дневники, письма, 1835-1910 гг. - [12]

Но если даже трудолюбие не есть порок, то ни в каком случае оно не может считаться заслугой. Труд так же мало может быть добродетелью, как питание. Труд есть потребность, лишение которой составляет страдание. Возведение труда в достоинство есть такое же уродство, каким бы было возведение питания человека в достоинство и добродетель. Единственным объяснением значения, приписываемого труду в нашем обществе, является то, что наши предки возвели праздность в признак благородства, почти в заслугу, а люди нашего времени не вполне освободились от этого пpедpacсудка. Труд, упражнение наших органов не является заслугой, потому что труд есть всегда необходимость для каждого человека, так же как и для каждого животного, как о том одинаково свидетельствуют прыжки теленка, привязанного веревкой, а в нашем обществе — глупейшие упражнения, которым предаются богатые, хорошо питающиеся люди, не находящие более полезного и более разумного употребления своим умственным способностям, как сочинение и чтение журнальных статей и романов, игра в шахматы и в карты, гимнастика, фехтование, лаун-теннис, бега и другие упражнения для своих мускулов. По моему мнению, труд не только не есть добродетель, но в нашем ложно организованном обществе есть большею частью нравственно анестезирующее средство, вроде табака, вина и других средств, употребляемых людьми, чтобы одурманить себя, отвлечь от беспорядка и пустоты их существования; а г-н Золя именно с этой точки зрения рекомендует молодежи труд.

Главная разница между письмом г-на Дюма и речью г-на Золя, не говоря уже о внешней разнице, состоящей в том, что речь Золя обращена к молодежи, одобрения которой он как бы добивается, в то время как Дюма не делает молодым людям комплиментов, а наоборот, вместо того чтобы внушать юношам, что они очень важные люди и что всё от них зависит (о чем они отнюдь не должны думать, если хотят быть на что-нибудь пригодными), он указывает им их обычные недостатки, их самонадеянность и их легкомыслие, благодаря чему его письмо является не вредным, а полезным для молодых людей; главная разница этих двух статей заключается в том, что речь г-на Золя имеет целью остановить людей на том пути, на котором они стоят, уверяя их в том, что то, что они знают, и есть то самое, что им нужно знать, и то, что они делают, есть именно то, что они должны делать, в то время как письмо Дюма указывает им, что они не знают того самого главного, что им нужно знать, и что они живут не так, как должны были бы жить. Чем люди больше будут верить в то, что они могут быть приведены, помимо их воли, чем-то внешним, действующим само собою — религией или наукой — к какой-то благотворной перемене в своей жизни, и что для того, чтобы это произошло, они должны работать в установленном порядке, тем труднее совершится это изменение. И в этом главный недостаток речи г-на Золя. Но, напротив, чем более люди будут верить тому, что от них самих зависит перемена их взаимоотношений и что они могут исполнить это, если начнут любить друг друга, вместо того чтобы истреблять один другого, как они это делают теперь, — они убедятся, что перемена к лучшему наступит. Чем более люди поддадутся этому внушению, тем скорее они захотят его осуществить. И в этом главное достоинство письма г-на Дюма. Он не принадлежит ни к какой партии, ни к какой религиозной секте; он так же мало верит в суеверие прошедшего, как и в суеверие настоящего, и только благодаря этому он сам наблюдает, сам думает и видит не только настоящее, но и будущее, как видели те люди, которых в древности называли ясновидящими пророками. Тем, которые, читая сочинения писателя, видят только содержание книги, а не душу писателя, покажется странным, что г-н Дюма — автор «Дамы с камелиями» и «Дела Клемансо», этот самый Дюма видит будущее и пророчествует о нем. Но сколь бы это ни казалось нам странным, пророчество слышится не в пустыне или на берегах Иордана и не из уст отшельника, покрытого звериной кожей, а появляется в ежедневной газете на берегах Сены, — тем не менее пророчество остается пророчеством. В словах г-на Дюма все данные: во-первых, как и всякое пророчество, оно совершенно противоположно всеобщему настроению людей, среди которых оно раздается; во-вторых, что люди, слышащие его, чувствуют его правдивость, и, в-третьих, особенно то, что пророчество побуждает людей к осуществлению того, что оно предсказывает. Г-н Дюма предсказывает, что люди, испробовав всё, начнут серьезно применять в жизни закон братской любви и что эта перемена произойдет гораздо раньте, чем думают. Можно оспаривать близость такой перемены и даже ее возможность, но очевидно, что, если бы она произошла, она бы разрешила все противоречия, все трудности и отвратила бы все несчастия, угрожающие концу нашего века. Единственное возражение, или, вернее, вопрос, который можно сделать г-ну Дюма, это спросить его: если любовь к ближнему возможна, присуща человеческой натуре, почему же прошло столько тысяч лет (потому что заповедь о любви к богу и своему ближнему еще до Христа была дана Моисеем), а люди, знающие, что надо делать, чтобы стать счастливыми, не исполняли этой заповеди.