ПСС. Том 73. Письма, 1901-1902 гг. - [3]
В апреле 1901 года был арестован и заключен в одиночную камеру нижегородской тюрьмы Максим Горький. Арест писателя возмутил Толстого и побудил его выступить против правительственных бесчинств и беззаконий. В своих письмах принцу Ольденбургскому и Святополк-Мирскому Толстой настойчиво требовал немедленного освобождения «даровитого, ценимого в Европе писателя»>7 и тем самым присоединился к широкому общественному движению в защиту Горького, которое вырвало его из царского застенка.
Разгул террора, лицемерные обещания реформ обнажили перед Толстым всю фальшь демагогической игры правящих кругов в демократию и парламентаризм. В этом смысле особое значение имело для него дело М. Новикова. Крестьянин М. Новиков, давнишний знакомый Толстого, был назначен представителем тульского уездного комитета, готовившего материалы для Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Это совещание, которое созывалось по инициативе министра финансов Витте, должно было видимостью каких-то правительственных мероприятий ослабить волну крестьянского возмущения. Новиков, воспользовавшись своим официальным положением, составил специальную докладную записку, в которой обрисовал тяготы мужицкой жизни и изложил самые насущные нужды тружеников земли. За свою записку, которая, по выражению Толстого, произвела на перепуганных «тульских консерваторов» такое же впечатление, как в свое время «Путешествие Радищева на Екатерину», Новиков был арестован. Опасаясь, что с ним поступят так же, как с Радищевым, Толстой обращается с просьбами о помощи арестованному к В. В. Стасову, А. Ф. Кони и, наконец, Витте. Во всех этих письмах звучит негодующий голос писателя. «Совестно жить в государстве, где могут делаться такие дела»>8, — писал он Кони. «Это такая мерзость вызвать людей высказывать свои мнения и потом ловить этих людей и сажать в одиночное заключение, если мнения эти не нравятся»>9, — так оценивал он случай с Новиковым. Даже в письме к Витте он недвусмысленно дал понять, что «пользование комитетами, как ловушкой для вызывания и подавления лучших сил крестьянства»>10, может вызвать только всеобщее порицание и недоверие к «верхам».
Жестокость репрессий, массовые аресты знакомых и близких Толстому лиц (писателя С. Семенова, крестьянина А. Агеева за «богохульство», Г. Накашидзе, пытавшегося помешать зверскому избиению жандармами женщины на улице, Л. Сулержицкого за отказ от воинской повинности, В. Величкиной за принадлежность к РСДРП и др.), продолжавшиеся преследования духоборов, осуждение крестьян села Павловки за разгром церкви — все это усиливало протест Толстого против бесправия народа. Его старый конфликт с «разбойничьим царством» рос и углублялся. Поэтому так прислушивался писатель к доносившимся до него известиям о вспыхивавших в различных уголках страны «огоньках народного возмущения» (Ленин).
«Страшное правительственное сообщение о беспорядках», — записывает он в свой Дневник в связи с кровавым подавлением крестьянского восстания на Украине и тут же добавляет: «Хочется писать об этом»>11.
Сильное впечатление произвела на Толстого свирепо подавленная карательными отрядами грандиозная ростовская стачка, сыгравшая серьезную роль в истории рабочего движения. «Нынче известие о побоище рабочих в Ростове, — сообщает он своей дочери T. Л. Сухотиной. — Положение в России, не только глядя со стороны, но и для нас представляется всё более и более напряженным»>12.
Толстой отчетливо сознает, что в народе зреет решимость к борьбе, что положение царизма крайне непрочно. «Если бы больные неизлечимые чахоткой, раком знали свое положение и то, что их ожидает, они не могли бы жить. Так и наше правительство, если бы понимало значение всего совершающегося теперь в России, они — правительственные люди — не могли бы жить»>13, — пишет Толстой дочери Т. Л. Сухотиной.
Еще в 90-е годы Толстой не раз утверждал, что Россия находится накануне серьезных социальных потрясений, что «развязка» неминуемо приближается.
Теперь под влиянием сложившейся в стране обстановки проблема революции приобретает для Толстого особый интерес, хотя он и рассматривает ее часто с точки зрения отвлеченного гуманизма, извечных понятий «добра» и «зла».
Письма Толстого, поскольку в них отражаются его раздумья и искания, дают отчетливое представление о сложном отношении писателя к русской буржуазно-демократической революции, ко всему комплексу основных вопросов революционной эпохи в целом.
Знание народной жизни, ясное представление о действительном положении миллионов обездоленных, лишенных земли мужиков обусловили скептическое отношение Толстого к официальной версии о случайном характере «беспорядков», охвативших Российскую империю, вызванных якобы только «вредной» агитацией кучки «смутьянов».
«Я говорил в Гаспре с Л. Н-чем о беспорядках в Харьковской и Полтавской губ., — вспоминает А. Б. Гольденвейзер одну из своих бесед с Толстым. — Л. Н. рассказывал, как гр. Капнист передавал ему известный рассказ о переодетых студентах, якобы вызвавших всю смуту. Л. Н. сказал: это мало вероятно.
Это рассказывают консерваторы, чтобы найти виновников движения, причины которого гораздо глубже»
