ПСС. Том 60. Письма, 1856-1862 гг. - [5]

В разгар борьбы либералов против революционно-демократической линии в развитии «Современника» Чернышевский выступил с циклом статей под общим названием «Очерки гоголевского периода русской литературы».¹⁸ В этой работе он наносил новые сокрушительные удары по теории «чистого искусства» и идеалистической эстетике, высказывая мысль, что «исключительно идеей прекрасного» не создано ни одного значительного произведения. При рассмотрении литературно-критического наследия прошлого он главное внимание уделяет центральной фигуре сороковых годов — В. Г. Белинскому. Характеризуя этапы философской и эстетической эволюции великого критика, Чернышевский, как идейный наследник и продолжатель его дела, глубоко разрабатывает материалистические идеи Белинского последнего периода, когда его критика «все более и более проникалась живым интересом нашей жизни...»¹⁹ По его мнению, только литература передовых демократических идей, связанная с жизнью народа, могла выполнить свою роль одной «из главных сил» в общественном развитии.

Е. Я. Колбасин сообщал Тургеневу, что «Очерки гоголевского периода русской литературы» произвели «остервенелое бешенство на Боткина и Анненкова».²⁰ И это естественно, ибо они фальсифицировали идейное наследие великого критика, стремились загримировать Белинского под дюжинного либерала, совершенно под стать себе, Чернышевский же раскрывал революционно-демократическое и социалистическое содержание учения Белинского — в этом и состоял пафос его «Очерков».

Наиболее фанатичный защитник «чистого искусства» А. В. Дружинин призывал писателей не помнить «зла в жизни» и прославлять «одно благо».²¹ Таким образом, критик давал решение проблемы соотношения искусства и жизни, диаметрально противоположное тому, которое было развито Чернышевским в своих работах, не «приговор» о явлениях жизни, а восхваление ее, какова бы она ни была — вот задача искусства в его понимании. В статьях Дружинина звучал откровенный призыв к примирению с действительностью, к отказу от разработки в литературе социальных проблем, к безидейности искусства. В статье «Критика гоголевского периода русской литературы и наше к ней отношение»²² Дружинин пытался полемизировать с «Очерками» Чернышевского. Однако его статья, содержавшая откровенно реакционные утверждения, не шла ни в какое сравнение со статьями Чернышевского и даже среди лиц, сочувствовавших ему, она получила самую резкую оценку. «...От нее веет холодом и тусклым беспристрастием, — писал Тургенев Колбасину, — этими искусно спеченными пирогами с «нетом» никого не накормишь».²³

3

В литературной полемике пятидесятых годов, в спорах о пушкинском и гоголевском направлениях в русской литературе, в борьбе вокруг наследства Белинского Толстой выступает вместе с «триумвиратом» против Чернышевского. Оформлявшееся в эти годы этическое учение Толстого отдельными своими сторонами несомненно было близко эстетическим теориям «триумвирата». Толстой решает умышленно искать в жизни «всего хорошего, доброго» и отворачиваться от «дурного», он полагает, что «можно ужасно многое любить не только в России, но у Самоедов».²⁴ Эта проповедь всеобщей любви носила откровенно реакционный характер, означала отказ от борьбы с социальной несправедливостью. В связи с этим ему, естественно, не нравилось, что современные читатели «Гоголя любят больше Пушкина».

Следует сказать, что сам Толстой, чтобы лучше разобраться в происходящей литературно-политической борьбе, все лето 1856 г. перечитывает в новых изданиях Пушкина и Гоголя и поверяет своему Дневнику впечатления от прочитанного. 31 мая он записывает: «Прочел Дон Жуана Пушкина. Восхитительно. Правда и сила, мною никогда не предвиденная в Пушкине».²⁵ В майской записной книжке за этот же год мы найдем запись и о Гоголе, отразившую размышления Толстого о разных типах писателей, об условиях популярности автора, которая определялась, по его мнению, степенью «любовного» отношения писателя к своим героям. Теккерей и Гоголь не любят своих героев, оттого они «верны, злы, художественны, но не любезны».²⁶ В дальнейшем записи о чтении Пушкина и Гоголя, перемежающиеся заметками об «упорстве» мужиков, не желающих принимать его предложений, продолжаются, но они не меняют общей линии оценок Толстого, хотя и осложнены неприятием некоторых произведений Пушкина²⁷ и восторженным отзывом о Гоголе: «Читал Мертвые души с наслаждением»;²⁸ решающим остается любовь к Пушкину и нерасположение к «злому» Гоголю, характерное и для его литературных друзей.

Продолжавшееся сближение Толстого с «триумвиратом» очень тревожило Чернышевского и Некрасова. Чернышевский видел в Толстом большого художника и не без основания опасался, как бы «литературные гастрономы» не погубили его талант, поэтому он старался воздействовать на писателя, чтобы «получить над ним некоторую власть, а это было бы хорошо и для него и для «Современника».²⁹

Некрасов в свою очередь убеждал Толстого не изменять обличительному направлению, идущему от Гоголя, разрабатывать демократическую тематику в своих произведениях. «В нашем отечестве, — писал он Толстому, — роль писателя — есть прежде всего роль учителя и по возможности заступника за безгласных и приниженных».