ПСС. Том 57. Дневники и записные книжки, 1909 г. - [3]

и что действительно бороться с милитаризмом способны лишь народы всего мира. Но самая «борьба» мыслилась Толстым только как пассивное сопротивление в форме отказа от военной службы. В своем докладе, приготовленном для Стокгольмского мирного конгресса, он предлагал обращаться к народам разных стран с разъяснением «истины» — евангельской отвлеченной заповеди: «не убий», а не с призывом активно бороться против агрессивных империалистических войн.

Непротивление злу насилием представлялось Толстому средством спасения от всех социальных зол. Исходя из юродивых христианских заповедей: «не противься», «не суди», — Толстой рассуждает в Дневнике: «Не нужно обвинять никого, надо войти в положение людей и не судить их по положению (которое образовалось не ими, а по тысячам сложнейших причин), а по их доброте». Так возникает желание создать художественное произведение, в котором «можно всё высказать, облегчить себя, никого не осуждая» (Д, 21 октября), так созревает замысел повести, которой Толстой дал в высшей степени характерное заглавие — «Нет в мире виноватых».

Как показал в своих статьях о Толстом В. И. Ленин, кричащие противоречия во взглядах и творчестве Толстого объясняются тем, что в его произведениях «выразились и сила и слабость, и мощь и ограниченность... крестьянского массового движения».⁹ «Толстой отразил накипевшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, желание избавиться от прошлого, — и незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости».¹⁰

Вместе с тем Ленин настойчиво подчеркивал, что противоречия во взглядах Толстого — отражение противоречивых условий «пореформенной, но дореволюционной эпохи».¹¹ Под натиском революционных событий 1905—1907 годов «крепостная, пребывавшая в медвежьей спячке, патриархальная, благочестивая и покорная Россия совлекла с себя ветхого Адама».¹² В статье «К оценке русской революции» Ленин писал: «Наше крестьянство создало в первый же период русской революции аграрное движение несравненно более сильное, определенное, политически сознательное, чем в предыдущих буржуазных революциях XIX века»¹³. Во время революции 1905 года «великорусский мужик начал... становиться демократом, начал свергать попа и помещика».¹⁴ Революция потерпела поражение, за нею последовал временный спад революционного движения. Но она всколыхнула крестьянские массы, разбудила их к исторической деятельности.

Крестьянство освобождалось от патриархальных взглядов под воздействием самого хода экономического развития страны: рост капитализма и пролетаризация крестьянства с неизбежностью разрушали патриархальную феодальную идеологию. В 1908 году Ленин писал: «В самом крестьянстве рост обмена, господства рынка и власти денег все более вытесняет патриархальную старину и патриархальную толстовскую идеологию».¹⁵ Исторические события со всей очевидностью свидетельствовали о том, что «1905-й г. был началом конца «восточной» неподвижности. Именно поэтому этот год принес с собой исторический конец толстовщине, конец всей той эпохе, которая могла и должна была породить учение Толстого...»¹⁶

Как же отразились эти знаменательные события на взглядах и творчестве Толстого?

Самыми разнообразными путями доходили до Толстого вести о волнениях в среде многомиллионного крестьянства. В Ясной Поляне бывали теперь крестьяне, для которых, по словам самого писателя, «недаром прошла революция». В Дневнике 1910 года Толстой записал: «Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье. Ребенком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция».¹⁷

В очерке 1909 года «Бродячие люди» писатель сочувственно говорил о бездомных, лишенных земли и хлеба, нищенствующих, но протестующих против подневольного рабского труда на эксплоататоров бедняках. «Эти люди видят в богатых, — писал Толстой, — не как обыкновенные старинные нищие, людей, спасающих свою душу милостыней, а разбойников, грабителей, пьющих кровь рабочего народа; очень часто такого рода нищий сам не работает и всячески избегает работы, но во имя рабочего народа считает себя не только в праве, но обязанным ненавидеть грабителей народа, т. е. богатых, и ненавидит их всей силой своей нужды».¹⁸ «Армия Стеньки и Емельки все больше и больше разрастается»,¹⁹ — заключает Толстой.

Подъем революционных настроений в среде многомиллионного крестьянства, встававшего на борьбу с угнетателями, усиливал обличительный пафос творчества Толстого.

В своем Дневнике писатель с возмущением говорит о бедности, забитости угнетенного народа, с ненавистью и гневом пишет об эксплоататорах-землевладельцах, которые «не переставая, грабят тысячи людей» (Д, 19 июня).

Жестокая расправа с революционерами и еще большее закабаление народа приводят Толстого, вопреки его отрицанию всякого насилия, к выводу: «Мучительное чувство бедности, — не бедности, а унижения, забитости народа. Простительна жестокость и безумие революционеров» (Д, 11 июня).

Толстому становится все более ясным, что «выбора нет людям нашего времени: или наверное гибнуть, продолжая настоящую жизнь, или сверху донизу изменить ее» (Д, 8 апреля). В своих художественных произведениях и публицистических статьях последних лет жизни Толстой выражает твердую уверенность, что долго существующий несправедливый, эксплоататорский строй продержаться уже не может.