ПСС. Том 36. Произведения, 1904-1906 гг. - [67]

Для того же, чтобы избавиться от правительств, надо не бороться с ними внешними средствами (до смешного ничтожными в сравнении с средствами правительств), а надо только не участвовать в них и не поддерживать их. Тогда они будут уничтожены.

Для того же, чтобы не участвовать в правительствах и не поддерживать их, надо быть свободным от тех слабостей, по которым люди попадаются в сети правительств и делаются рабами или участниками их.

А быть свободным от тех слабостей, которые делают людей рабами и участниками правительств, может только человек, установивший свое отношение ко Всему, к Богу, и живущий по единому, высшему закону, вытекающему из этого отношения, то есть человек, религиозно-нравственный.

И потому чем яснее видят и чувствуют люди зло правительств, — как теперь мы, русские люди, особенно ясно, болезненно чувствуем зло глупого, жестокого и лживого русского правительства, погубившего уже сотни тысяч людей, разоряющего и развращающего миллионы людей и начинающего уже вызывать русских людей на убийство друг друга, — тем напряженнее должны мы стараться установить в себе ясное и твердое религиозное сознание и тем неуклоннее исполнять вытекающий из этого сознания закон Бога, не требующий от нас исправления существующего правительства или установления такого общественного устройства, которое по нашим ограниченным взглядам обеспечивает общее благо, а требующий от нас только одного: нравственного самосовершенствования, то есть освобождения себя от всех тех слабостей и пороков, которые делают нас рабами правительств и участниками их преступлений.

Я кончил эту заметку и был в нерешительности — публиковать или не публиковать ее, когда получил замечательное, не подписанное письмо.

Вот это письмо:

«Который день не могу справиться с собою.

«Когда кто начинает говорить о рабочих, начинаю его ненавидеть, и делается физически скверно.

«Были и груды трупов, и женщины, и дети, которых окровавленных везли на извозчиках. Но разве это страшно? Страшны солдаты с своими обыкновенными, не думающими и не понимающими добрыми лицами, как они припрыгивают на морозе и ждут команды в кого-то стрелять. Страшна публика тоже с обыкновенными, любопытными лицами. Даже самые добрые люди идут, чтобы увидеть самим или от других узнать про что-нибудь «ужасное» — окровавленные, разрубленные трупы и т. д. ...Точно может быть что-нибудь страшнее этих солдат, которые как всегда, и этих добрых людей, которым хочется одного — чтобы нервы содрогнулись от чего-нибудь ужасного.

«Я не могу определить, что тут самое страшное; кажется, го, что они не понимают и что у них обыкновенные лица, несмотря на то, что через час будут убитые люди и везде на камнях кровь.

Кажется, самое страшное ощущать, что между людьми нет никакой связи; кажется, это самое страшное.

«Из той же деревни, только одни в серой шинели, а другие в черном пальто, и никак не можешь понять, почему серые шутят о морозе и мирно поглядывают на идущих мимо них черных людей, когда они не только знают, что у каждого из них патронов на десять выстрелов, но знают и то, что через час, два все эти патроны будут истрачены. И черные люди смотрят на них, точно так тому и быть должно. Об этом разобщающем людей читаешь в книгах, говоришь и не чувствуешь, как это страшно; а когда всё вокруг тебя и, как эти дни, на время всё другое перестало существовать, а есть только это одно: серые шинели, черные пальто и нарядные шубы, и все они заняты одном, но все по разному, никого это не удивляет, никто из них не знает, почему одни стреляют, другие падают, а третьи смотрят. И в другое время — та же страшная и непонятная жизнь, где в порядке вещей убивать по команде без всякой вражды и ненависти; но эти дни всё остальное остановилось на время, и осталось только это страшное. Такое чувство, точно от каждого человека тебя отделяет пропасть, и ее не перейти, хоть ты и совсем близко. Это чувство невыносимо.

«Раз пять принималась писать вам и бросала и в конце концов всё-таки пишу. Может быть просто потому, что непереносимо молчать изо дня в день. Все говорят о помощи рабочим и сочувствуют будто бы. Но ужасно не положение рабочих, я помощь нужна не им, а тем, кто стрелял и топтал людей, и тем, кто на другой день гулял и смотрел на разбитые стекла, фонари, на следы пуль и не видел замерзшей крови на тротуаре и шаркал по ней ногами».

Да, всё дело в том, что есть что-то, что разобщает людей, и что нет связи между людьми. Всё дело в том, чтобы устранить то, что разобщает людей, и поставить на это место то, что соединяет их. Разобщает же людей всякая внешняя, насильническая форма правления, соединяет же их одно: отношение к Богу и стремление к Нему, потому что Бог один для всех а отношение всех людей к Богу одно и то же.

Хотят или не хотят признавать это люди, перед всеми нами стоит один и тот же идеал высшего совершенствования, в только стремление к нему уничтожает разобщение и приближает нас друг к другу.

«ЕДИНОЕ НА ПОТРЕБУ».

О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ.

«Итак, смотри, свет, который есть в тебе, не есть ли тьма».

Мф. VI, 23.

«Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы я исцелил их».