ПСС. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты - [4]

дствіи чего можно цловаться въ коридорахъ.

Валерьянъ хотлъ пробыть только день, но кончилось тмъ, что онъ пробылъ 5 дней и исполнилъ желаніе тетушекъ — встртилъ съ ними пасху. И въ эти дни случилось съ нимъ и съ Катюшей то, что должно было случиться, но чего Валерьянъ вовсе не желалъ и не ожидалъ. Когда же это случилось, онъ понялъ, что это не могло быть иначе, и ни радовался, ни огорчался этому.

Съ перваго же дня Валерьянъ почувствовалъ себя совсмъ влюбленнымъ въ нее. Голубинькое полосатое платьице, повязанное чистйшимъ блымъ фартучкомъ, обтягивающимъ стройный, чуть развивающійся станъ съ длинными красивыми руками, гладко-гладко причесанные чернорусые волосы съ большой косой, небольшіе, но необыкновенно черные и блестящіе глаза, румянецъ во всю щеку, безпрестанно затоплявшій ей лицо, главное же, на всемъ существ печать чистоты, невинности, изъ-за которыхъ пробивается охватившая уже все существо ея любовь къ нему, плняли его все больше и больше. Такая женщина въ эти два дня казалась ему самой той единственной женщиной, которую онъ могъ любить, и онъ полюбилъ ее на эти дни всми силами своей души. Онъ зналъ, что ему надо хать и что не зачмъ теперь оставаться на день, два, три, недлю даже у тетокъ, — ничего изъ этого не могло выдти; но онъ не разсуждалъ и оставался, потому что не могъ ухать.¹⁰

Въ заутреню тетушки, отслушавъ всенощную дома, не похали въ церковь;¹¹ но Катюша похала съ Матреной Павловной и старой горничной — они повезли святить куличи. Валерьянъ остался было тоже дома; но когда онъ увидалъ, что Катюша ухала, онъ тоже вдругъ ршилъ, что подетъ. Марья Ивановна засуетилась.

— Зачмъ ты не сказалъ, мы бы большія сани велли запречь.

— Да вы не безпокойтесь, тетушка. Теперь и на колесахъ и на саняхъ хуже. Вы не безпокойтесь, я съ Парфеномъ (кучеръ) устрою. Я верхомъ поду.

Такъ Валерьянъ и сдлалъ. Онъ пріхалъ къ началу заутрени. Только-только онъ усплъ продраться впередъ къ амвону, какъ изъ алтаря вышелъ священникъ съ тройной свчей и заплъ «Христосъ воскресе». Все было празднично, весело, но лучше всего была маленькая, гладко причесанная головка Катюши съ розовымъ бантикомъ. На ней было блое платьице и голубой поясъ. И Валерьяну все время было удивительно, какъ это вс не понимаютъ, что она царица, что она лучше, важне всхъ. Она видла его, не оглядываясь на него. Онъ видлъ это, когда близко мимо нее проходилъ въ алтарь. Ему нечего было сказать ей, но онъ придумалъ и сказалъ, проходя мимо нея: «Тетушка сказала, что она будетъ разгавливаться посл поздней обдни». Молодая кровь залила все милое лицо, и черные глазки, смясь и радуясь, взглянули на Валерьяна.

— Слушаю-съ, — только сказала она.

Посл ранней обдни и христосованія съ священникомъ началось взаимное христосованье.¹² Валерьянъ шелъ въ своемъ мундир, постукивая новыми лаковыми сапогами по каменнымъ плитамъ, мимо. Онъ шелъ къ священнику на промежутокъ[?] между ранней и поздней. Народъ разступался передъ нимъ и кланялся. Онъ шелъ и чувствовалъ себя отъ безсонной ли ночи, отъ праздника ли, отъ любви ли къ Катюш особенно возбужденнымъ и счастливымъ. Кто узнавалъ его, кто спрашивалъ: «кто это?» На выход изъ церкви среди нищихъ, которымъ Валерьянъ раздалъ денегъ, онъ увидалъ Катюшу съ Матреной Павловной. Они стояли съ бока крыльца и что то увязывали. Солнце уж встало и ярко свтило по лужамъ и снгу. Пестрый народъ прислъ на могилкахъ. Старикъ кондитеръ Марьи Ивановны остановилъ его, похристосовался, и его жена старушка, и дали ему яйцо. Тутъ же подошелъ молодой мужикъ, очевидно найдя, что лестно похристосоваться съ офицеромъ бариномъ.

— Христосъ воскресъ? — сказалъ онъ и, придвинувшись къ Валерьяну такъ, что сильно запахло сукномъ мужицкимъ и дегтемъ, три раза поцловалъ Валерьяна въ самую середину губъ своими крпкими, свжими губами. Въ ту самую минуту, какъ он поцловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Валерьянъ взглянулъ на Катюшу и встртился съ ней глазами. Она опять покраснла и что то стала говорить Матрен Павловн. «Да отчего же нтъ?» — подумалъ Валерьянъ и направился къ ней.

— Христосъ воскресъ, Матрена Павловна? — сказалъ онъ.

— Воистин, — отвчала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ. — Чтожъ, все кончили?

Минутку онъ поколебался; потомъ самъ вспыхнулъ и въ туже минуту приблизился къ Катюш.

— Христосъ воскресъ, Катюша? — сказалъ онъ.

— Воистин воскресъ, — сказала она и, вытянувъ шею, подвинулась къ нему, блестя своими, какъ мокрая смородина, блестящими черными глазами.

Они поцловались два раза, и она какъ будто не хотла больше.

— Чтожъ? — сказалъ онъ.

Она вспыхнула и поцловала 3-й разъ.

— Вы не пойдете къ священнику? — спросилъ Валерьянъ.

— Нтъ, мы здсъ, Валерьянъ Николаевичъ, посидимъ, — сказала она, тяжело, радостно вздыхая и глядя ему прямо, прямо въ глаза своими кроткими двственными, любящими глазами.

Бываетъ въ сношеніяхъ съ любимымъ человкомъ одна минута, одно положеніе, въ которомъ особенно и лучше и дороже всего представляется этотъ человкъ. Такой минутой была эта для Валерьяна. Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ вс