ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты - [82]

— Mais c'est connu — l'entrevue du duc d'Enghien avec Buonaparte chez m-lle Georges,[929] — говорил vicomte.

— Ah, racontez nous cela, vicomte,[930] — сказала Annette. Так приятно отзывались слова: racontez nous cela, vicomte, Лудовиком XVI и Rambouillet'ом, vicomte отговаривался тем, что l'histoire est un peu scabreuse,[931] но Annette настояла, сделала большой круг вокруг vicomt'a и пригласила всех слушать рассказ vicomt'a о том, почему погиб герцог Энгиенский.

— Le vicomte a été personnellement connu de monseigneur,[932] — шепнула Annette одному.

— Le vicomte est un parfait conteur,[933] — проговорила она другому.

— Il est très bien, n'est ce pas?[934] — сказала третьему.

Кружок собрался красивый и vicomte был подан на блюде в самом изящном виде.

— Известно, что гениальные актрисы, как и m-lle Georges — я большой ценитель ее — подвержены так же, как и другие женщины, еще более других, стрелам бога любви. Иногда стрелы эти[935] вылетают из золотого колчана, но... и актриса — женщина и может иметь любящее сердце, — так начал виконт свой изящный рассказ, с тонкой улыбкой оглядывая слушателей.[936]

[Далее со слов: — Переходите сюда, chère Sophie, — сказала Annette Д. — Le vicomte va nous raconter,[937] — красавице княжне, дочери князя Василья... кончая: и опять успокаивалась в улыбке. — близко к печатному тексту. Т. I, ч. I, гл. III.]

Когда маленькие часы пробили на камине, она медленно приподняла брови, посчитала и, видимо, озаботилась чем-то, хотя это было в самую патетическую минуту рассказа. Боялась ли она опоздать на бал и делала свои соображенья о времени первой anglaise,[938] но vicomte заметил ее совершенное равнодушие к рассказу. Она на пальчиках, обтянутых перчаткой, делала как будто вычисления, чуть шевеля ими.[939] Когда в середине рассказа к ней обратился кто то с вопросом, как она находит это, она, хотя и не изменила своей улыбки,[940] видимо испугалась чего то.

После нее подошел ее старший брат[941] Иполит и задержал начатой рассказ. Несмотря на необыкновенное сходство с сестрою красавицею, этот брат был положительно дурен собою. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той всё освещалось жизнерадостной, самодовольной, молодой неизменной улыбкой и необычайной античной красотой тела, у брата напротив то же лицо неизменно выражало досаду и самоуверенную брюзгливость. Глаза, нос, рот — всё сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу. Кроме того, некрасивость его лица увеличивалась еще его странной манерой ходить, сидеть, говорить, брать и подавать руку и вещи и еще более странной одеждой. Этот молодой князь дипломат как будто дал себе обещание делать всё не так, как другие люди. Странности его еще тем поразительнее были, что они вытекали видимо не из особенности характера, а из заданного себе правила, так как странности эти постоянно переменялись. Он только приехал из-за границы и потому[942] некоторые люди полагали, что всё, что он делает, так должно делаться по новому, и даже[943] подражали ему.[944]

Молодой дипломат, приехав из-за границы, ходил не иначе, как чрезвычайно вывертывая и припадая на левую ногу, как будто она у него болела, садился не иначе, как в самую глубину кресла, вытягивая прямо перед собой ноги, подавал руку не иначе, как два пальца,[945] говорил он не иначе, как отрывисто и очень скоро, смотрел всегда и на всё, даже на чай, который брал, в лорнет, одевался всегда в синий фрак, застегнутый на все бронзовые пуговицы, палевые панталоны и в жабо такой вышины, что оно видимо мешало ему свободно дышать. Кроме того главное занятие его по приезде из-за границы состояло в том, чтобы списывать родословные, собирать все возможные гербы и печати и переписывать эти книги самому. Многие из слабых людей, видавших его, соблазненных той самоуверенностью, с которой он производил это, уже переняли многие его привычки, полагая, что в этом состоят приемы (bon ton[946] тогда не существовало) de la bonne compagnie,[947] когда вдруг князь Иполит стал ходить не хромая и чрезвычайно большими шагами и стал носить совсем другой жабо, с одним концом накрахмаленным и направленным кверху, а другим опущенным перпендикулярно книзу, стал сидеть иначе и стал заниматься не гербами, а гравюрами, которые он покупал и собирал везде и сам гравировал.

[Далее со слов: Се n'est pas une histoire de revenants?[948]кончая:... потом весь оборачивался быстро, как он всё делал, и смотрел долго на угол кресла. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. III.]

— Moi je vais prendre mon ouvrage,[949] — прокричала беременная Лиза от чайного стола и переваливаясь перешла в кружок vicomt'a, который в третий раз сбирался начинать, и, несмотря на недовольное презрительное лицо мужа, которого она скорее не умела, чем не хотела замечать, произвела перестановку и, усевшись, весело поправилась, приговаривая: «теперь мне хорошо» и попросила начинать.

— Когда я имел счастие видеть последний раз блаженной и печальной памяти герцога Энгиенского, — начал виконт, — в Етенгейме, я знал и он был так милостив ко мне, что намекнул на свое восхищение к таланту и к особе m-lle Georges. Я выразил свое удивление, когда он мог узнать ее, не бывши в Париже эти последние года. Герцог улыбнулся, как он один умел улыбаться, и сказал мне, что Париж не так далеко от