— Я пойду позову мужа, — сказала она. — Он занят, но будет очень жалеть, что не видал вас.
Когда она встала и вышла, Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на мать, и князь Андрей почувствовал, что против его воли раздвинутый механизм опять сдвинулся, и что теперь уже он не в состоянии сказать ни одного спокойного слова, и что глаза его передают ему всю силу влияния на него этой девушки. Он взглянул на нее, и серьезная страстность ее выражения испугала его, как неожиданность. Он хотел не смотреть на нее, но такое новое счастье любви обхватило его, что он не мог этого сделать.[3349]
Он улыбнулся ей и начал говорить.[3350]
— Вы знаете, зачем я приехал?
— Да. Нет, — поторопилась сказать она.
— Я приехал[3351] узнать о своей участи, которая зависит от вас.
Лицо Наташи просияло, но она ничего не сказала.
— Я приехал сказать вам, что я вас люблю, что счастье зависит от вас, захотите ли вы соединить свою судьбу с моею.
— Да, — тихо, тихо сказала Наташа.
— Но знаете ли вы, что я — вдовец, что у меня сын, что у меня отец, которого бы я желал получить согласие.[3352]
— Но, положим, вы захотите взять [меня] таким, как я есть. У меня есть отец, который стар и который, я хочу, чтобы любил вас так же, как и я. Хотите вы?
— Да, да,[3353] — всё так же сказала Наташа.
Он улыбнулся, поцеловал ее руку.
— Но нужно время. Дадите вы мне год... — сказал он.
— Я ничего не знаю, не понимаю, я только... Я очень счастлива. Я...[3354]
— Вы дадите мне год? вы не разлюбите меня?
Наташа не могла отвечать. Внутренняя работа, происшедшая в ней, измучала ее. Она громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще и зарыдала. Она ничего не могла выговорить. «Ну, так что же?» говорили ее глаза, с детской нежностью смотревшие в лицо князя Андрея. Она села. Князь Андрей взял ее тонкую, худую руку и прижал к губам.
— Да? — сказал он, улыбаясь.
Она улыбнулась тоже сквозь слезы, нагнулась над его головой, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей попросил видеть графиню и передал ей то же. Он просил руки ее дочери. Но так как дочь ее еще так молода, имела привязанность к своему cousin, так как князю Андрею нужно получить согласие отца (который конечно за честь сочтет родство с Ростовыми), — сказал князь Андрей, так как нужно ему, Андрею, лечиться за границей, он просит подождать год, во время которого он связывает себя, но не связывает Натали. Через год, ежели он будет жив, с согласием или без согласия отца, он будет просить сделать его счастье, отдать ему Нат[али], но ежели Натали полюбит другого в это время, он просит ее только написать ему одно слово. Наташа улыбнулась, слушая это. От графини зависит решить, объявить ли это обязательство, или оставить его тайной. Сам князь Андрей желал бы лучше, именно для своего отца, не разглашать его. Графиня согласилась оставить тайной. Но в тот же день, как тайна, это было сообщено всем домашним.[3355] Она слушала его и из всего, что он говорил, она понимала только то, что она, девочка Наташа, такой ребенок, недавно обиженная М[арьей] Э[мильевной] гувернанткой, над которой Nicolas смеялся, когда она рассуждала, с ней, с этой девочкой равняется, как с равной, как с высшей и ее любит[3356] — кто же? Князь Андрей, такой умный, такой рыцарь, такой большой, такой милый человек. Это было лестно, это было счастливо, но и страшно вместе с тем. Страшно потому, что Наташа чувствовала, что теперь это не шутка, что нельзя играть больше с жизнью. В первый раз она чувствовала, что она большая, и что на нее тоже ложится ответственность за каждое слово, которое она необдуманно скажет теперь.
Князь Андрей был счастлив, хотя и менее того, как он ожидал, но он был счастлив. Он отошел к окну с Наташей.
— Вы знаете, что я с того времени, как вы были у нас в Отрадном, люблю вас, — сказала она.[3357]
Старый граф делал, как будто он ничего не знал, но особенно радостно ласков был к князю Андрею.
Князь Андрей каждый день бывал у Ростовых до того времени, когда[3358] Ростовы уже должны были уезжать, но они остались еще несколько времени для Наташи и князя Андрея. Болконский бывал у них каждый день и, как домашний человек, в расстегнутом мундире сидел за маленьким шахматным столиком, рисовал в альбомы, играл в мячик с Петей[3359] и оживлял их семейный кружок добродушной и простой веселостью. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с ним. Его называли и считали ученым. Он казался человеком из чуждого света, но потом привыкли к нему и, не стесняясь, говорили при нем о своих домашних делах[3360] и с ним говорили о пустяках, в которых он, как и все, принимал участие.
Он им казался сперва гордым и почему то ученым, но скоро они убедились, что он про всё мог говорить. Он про хозяйство умел говорить с графом и про тряпки с графиней и Наташей. Ему доверчиво рассказали про Nicolas, про его решение мало брать денег и про его проигрыш.
— Это очень счастливо, что он раз и сильно проигрался, — сказал князь Андрей. — Это — лучшее средство для молодого человека. Со мной то же было.
И он рассказал, как в первое его время службы его объиграли в Петербурге и как он хотел застрелиться. Наташа смотрела на него.
