ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты - [289]

Выйдя от Бергов, князь Андрей, как только он остался сам с собою, почувствовал, что он не может уже вернуться на старую дорогу, что он любит и ревнует и боится потерять ее, несмотря на все, еще больше, чем прежде. Было еще не поздно. Он велел ехать к Pierr'y, которого он, к удивлению, не видал все эти дни. У освещенного подъезда Безуховых стояли кареты. У графини был раут, был французский посланник, но Pierre был один наверху в своей половине.

Pierre в выпущенной рубашке сидел в низкой, накуренной комнате и переписывал подлинные шотландские акты, когда вошел к нему князь Андрей.

Pierre со времени бала чувствовал на себе приближение припадка ипохондрии и с отчаянными усилиями старался бороться противу них. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: к чему? И он дни и ночи заставлял себя работать, трудом надеясь отогнать приближение злого духа.

— А, это вы, — сказал он ему с нерадостно и рассеянным видом.[3338] — А я вот работаю, — сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.

— Давно не видать тебя, милый, — сказал Андрей. — Ростовы спрашивали про тебя.

— А, Ростовы... — Pierre покраснел. — Вы были у них?

— Да.

— Мне некогда, вы знаете, я еду и вот кончаю работу.

— Куда? — спросил князь Андрей.

— В Москву. — Pierre вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван подле Андрея. — Правду тебе сказать, nous ne nous convenons pas avec la comtesse.[3339] Испытание сделано и... Да, да, я рано женился, но вам, вам самое время.

— Ты думаешь? — сказал князь Андрей.

— Да, и я скажу вам на ком, — опять покраснев, сказал Pierre.[3340]

— На младшей Ростовой, — улыбаясь сказал Андрей. — Да, я скажу тебе, что я мог бы влюбиться в нее.

— Влюбитесь и женитесь и будете счастливы, — с особенным жаром заговорил Pierre, вскакивая и начиная ходить. — И я всегда это думал. Эта девушка такое сокровище, такое... Это — редкая девушка. Милый друг, я вас прошу — вы не умствуйте, не сомневайтесь. Женитесь, женитесь и женитесь.

— Легко сказать! Во-первых я стар, — сказал князь Андрей, глядя в глаза Pierr'y и ожидая ответа.

— Вздор! — сердито закричал Pierre.

— Ну, ежели бы я и думал, quoique je suis а 100 lieues du mariage,[3341] y меня отец, который сказал мне, что моя новая женитьба была бы единственное, могущее его поразить, горе.

— Вздор! — кричал Pierre, — и он полюбит ее. Она — славная девушка. Женитесь, женитесь, женитесь и n'en parlons plus.[3342]

И действительно, Pierre придвинул свои тетради и стал объяснять князю Андрею значение этих подлинных шотландских актов, но князь Андрей не слушал объяснения актов, не понимал даже всё завистливое скрываемое страдание Pierr'a, опять навел разговор о Ростовых <и> женитьбе. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность. Он, как мальчик, мечтал, делал планы и жил весь в будущем. Pierre был единственный человек, перед которым он решался высказаться, но зато ему он уже высказал всё, что у него было на душе. То наивно, как мальчик, рассказывал свои планы, то сам смеясь над собою.

— Да, ежели бы я женился теперь, — говорил он, — я бы был в самых лучших условиях. Честолюбие мое всякое похоронено навсегда. В деревне я выучился жить. Привез бы instituteur'a[3343] Николушке. Маша, которой жизнь тяжела, жила бы со мной. Зиму я приезжал бы в Москву. Право, мне точно семнадцать лет.

Они проговорили до поздней ночи и последние слова Pierr’a были: женитесь, женитесь, женитесь.

* № 109 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XXII).

<Во втором часу он приехал к себе и к ужасу своему увидал опять перед собою весь тот сложный, лживый мир борьбы, сомнений, неправды, тщеты, мир трудов с Сперанским, отношении с врагами, с светом, с отцом, с сыном, с сестрой, с самим собой, который мрачнее в тысячу раз, чем прежде, опять представился ему. Только на короткое время, на крыльях любви вылетел он из этого мира. Всё было ясно, просто, легко, счастливо и душевно. Теперь опять всё было тяжело, запутанно и, главное, я сам, я с своими особенностями, воспоминаниями, которые были забыты, опять стоял один перед самим собою с своими отвратительно-прискучившими, мрачными чертами. В первый раз после пяти дней он едва лег в постель, как крепко и беспробудно заснул до другого утра.

На другое утро он написал все свои запущенные письма, сделал распоряжения по имениям, тоже запущенные, разобрал свои бумаги и перечел начатые работы, потом пошел к Сперанскому и объявил ему, что он не отказывается, а желает работы и такой, которая бы отвлекла его от Петербурга. Сперанский предложил ему место губернатора в Тираспольской области, присоединенной к России по Тильзитскому миру, заведывание которой поручено было Сперанскому и в которой происходили величайшие беспорядки. Через неделю, во время которой князь Андрей нигде не был и не принимал никого, усердно работая, он поехал делать прощальные визиты.

На списке визитов, составленных им, не было Ростовых, но, проезжая по Фонтанке мимо дома, в котором они жили, он велел кучеру остановиться у их подъезда. «Благодарю судьбу, которая спасла меня от этой глупости», подумал он, входя на их подъезд, «и недовольство старого, слабеющего отца, и неверность памяти жены, и мачеха Коко, и бросить всю общественную деятельность — нет, как теперь, так лучше. Но ежели действительно всё кончено, то отчего же мне не заехать к ним и быть неучтивым в отношении этих добрых людей».