ПСС. Том 06. Казаки - [109]

По изолированному положению всего отрывка среди материалов можно думать, что он писан сгоряча, прежде чем был продуман и лег на бумагу сколько-нибудь обстоятельный общий план. Автор остался недоволен, быстро отбросил всё написанное[87] и всю ситуацию заменил другою, где офицер узнает Марьяну еще до замужества, но в первой части повести происходит ее свадьба (см. конспекты 1 и 2). Была попытка приспособить готовое начало к этой перемене, оставившая свой след в тех конспективных заметках на рукописи, о которых мы говорим при ее описании; но старое с новым не могло соединиться, и повесть была скоро начата вновь, — как мы думаем, в том же 1853 г.

При этом новом начале Толстой уже стремится вперед установить предварительно главные линии разработки всего плана повести (Конспекты 1 и 2) и, отказавшись от стремительного начала «из средины», которое мы видели в первом отрывке, развертывает рассказ с более спокойном эпическом темпе. Теперь повесть открывалась приходом в станицу двух рот пехоты под начальством офицера Ржавского, его медленным знакомством с Марьяной и постепенным вхождением в местную жизнь при участии Ерошки. В объяснениях своих к вариантам №№ 2–4 мы устанавливаем, насколько возможно, границы того, что было написано тогда, отделяя этот материал от его обработки и продолжения пять лет спустя, в 1858 г. Второй попыткой автор был удовлетворен гораздо более, чем первой; за это говорит уже то обстоятельство, что, несмотря на неоднократные и крупные переделки, почти весь художественный материал, созданный осенью и зимой 1853 г., вошел в том или ином виде в печатный текст. Но форма была найдена далеко не сразу. Первоначально автор дал широкое развитие эпистолярной форме. Существующее сейчас в повести одно письмо Оленина введено лишь на переломе действия для полноты характеристики настроения героя, уже ранее ясно обрисованного автором: в ту пору было дано в самом начале повести два больших письма Ржавского, имевших значение определенного приема изложения: многое в описательно-бытовой стороне, даже в движении фабулы и в характеристике действующих лиц доходило до читателя лишь через эту охлаждающую призму писем. Герой здесь приобретает многие черты, сближающие его с Олениным, но характер его еще не вполне установлен; в некоторых деталях он психологически даже более близок к автору, чем сейчас, а с другой стороны автор пытается вполне объективно, прямо критически взглянуть на него (см. вар. № 2). Марьяна обрисована теперь более сдержанно и гармонично; интерес к ней Ржавского растет постепенно и незаметно. Повидимому, автор в этот период прервал работу как раз на первом пробуждении чувства любви. Молодой казак Кирка изображен совершенно заново; личность его возбуждает интерес и симпатию, и Ржавский даже так увлекается им, что сам называет свое чувство влюбленностью.[88] Любовь Кирки и Марьяны только что начинает развиваться. Важного эпизода убийства абрека в эту пору еще не существовало, как не было в помине и глав с отъездом героя из Москвы: то и другое появилось постепенно позднее. О планах развязки в ту пору мы говорим несколько ниже.

Тут повесть была оставлена, вероятно, до 1855–1856 гг. К этим двум годам мы приурочиваем появление вариантов №№ 5–10 (см. описание их рукописей). В них видна попытка (быть может, двукратная) еще раз начать повесть сызнова. Если считать две пробы, то первой из них надо признать 5-й вариант, открывающий действие приездом в станицу двух казаков. Данная при этом подробная их характеристика говорит о происшедшей крупной перемене в замысле этих фигур: Кирка снова побледнел и обезличился, а на первый план выступила яркая личность его старшего товарища, Епишки, обрисованного местами (кроме возраста) настолько близко к дяде Ерошке, что последний рисковал совсем выпасть из повести, уступив свое место этому новому лицу. К данному отрывку хорошо подходит заметка Дневника 19 февр. 1856 г., где эта новая мысль — изобразить Ерошку в 30-летнем возрасте — побудила Толстого даже включить его имя в заглавие повести («Завтра пишу прежде всего Епишку или «Беглеца»). Намерение ограничилось одной первой главой: продолжая рассказ, автор в следующей же главе (вар. № 6) вернулся к старому Ерошке, и Кирка снова приобрел больше значительности. Обе главы, мы думаем, писались одна за другой близко по времени, причем вторая глава сохранила для нас, вероятно, первый, самый ранний вариант эпизода об убийстве абрека.

Второй попыткой того же года, как думаем, была рукопись № 10, где повесть начата с описания местности и казачьих нравов, изложенного или в форме письма или, во всяком случае, от первого лица. Это — отголоски эпистолярного приема 1853 года. Сюда мы приурочиваем слова Дневника 5 июня того же года: «Перечел, кое-что поправил в Казаке. Завтра пишу сначала». Слово «перечел» в этом месте мы склонны толковать ограничительно: «перечел» не всё, что накопилось с 1853 г., а те две главы, что писаны были в феврале. Остается прибавить, что по конспектам 2 и 3, которые мы имеем основание относить к этому периоду работ (1853–1856 гг.), развязка представлялась автору в двух вариантах: 1) казнь казака при его возвращении из бегства в горы и 2) после столкновения с казаком и его бегства герой сам остывает и покидает станицу.