Психология женщины - [42]

В процессе анализа страх перед женщиной проявляется весьма отчетливо. Мужская гомосексуальность, как, впрочем, и другие перверсии, основывается на желании избежать женских гениталий или отрицать само их существование. Фрейд, в частности, показал, что это является фундаментальной особенностью фетишизма[64]; он полагает, однако, что она основана не на тревожности, а на чувстве отвращения из-за отсутствия у женщины пениса. Я же считаю, что даже из его рассуждений мы вынуждены сделать заключение о наличии здесь тревоги. То, что на самом деле мы видим, – это страх вагины, тонко замаскированный под отвращение. Только тревожность является достаточно сильным мотивом, чтобы удержать мужчину, либидо которого, несомненно, подталкивает его к союзу с женщиной, от стремления к этой цели. Построения Фрейда не объясняют эту тревожность. Страх мальчика перед отцом из-за угрозы кастрации – недостаточная причина, чтобы бояться существа, которого эта кара уже постигла. За страхом перед отцом должен стоять другой страх, объектом которого является женщина или женские гениталии. И этот страх вагины, несомненно, проявляется не только у гомосексуалистов и при перверсиях, но и в сновидениях проходящих анализ мужчин. Сновидения такого рода известны каждому аналитику, поэтому я только вкратце напомню их основные сюжеты: автомобиль мчится вперед, неожиданно попадает в яму и разваливается на куски; лодка плывет по узкому проливу и ее неожиданно засасывает водоворот; открывается подвал с ужасными кровососущими растениями и дикими зверями; человек взбирается по трубе, рискуя сорваться и погибнуть.

Доктор Баумейер из Дрездена[65] разрешил мне рассказать о серии экспериментов, возникших в результате случайного наблюдения и иллюстрирующих страх перед вагиной. Врач в санатории играла с детьми в мяч, а затем показала им, что мяч порвался. Она развела края разреза и засунула туда палец, так что он оказался там зажатым. Из двадцати восьми мальчиков, которым она предложила проделать то же самое, только шесть сделали это без страха, а восьмерых она так и не сумела уговорить. Из девятнадцати девочек девять засовывали пальцы без следа страха, остальные обнаружили некоторые затруднения, но ни у кого из них не было серьезной тревоги.

Без сомнения, страх перед вагиной зачастую скрывается за страхом перед отцом, который также имеет место, или, на языке бессознательного, за страхом пениса в вагине женщины[66].

Тому есть две причины. Во-первых, как я уже говорила, мужское самолюбие оказывается таким образом менее уязвленным, а во-вторых, страх перед отцом по своему качеству более понятен, не столь иррационален. Мы можем сравнить это со страхом перед реальным врагом и страхом перед привидениями. Поэтому выдвижение на передний план тревожности, связанной с кастрирующим отцом, является тенденциозным, как показал Гроддек, например, в анализе сосания пальца в «Растрепе»: палец отрезает мужчина, но угрозу произносит мать, а инструмент, с помощью которого она осуществляется – ножницы, – женский символ.

Исходя из всего вышесказанного, я считаю вполне вероятным, что мужской страх перед женщиной (матерью) или женскими гениталиями более глубоко укоренен, более значим и обычно более энергично вытесняется, чем страх перед мужчиной (отцом), и что стремление обнаружить пенис у женщины представляет собой прежде всего судорожную попытку отрицать существование зловещих женских гениталий.

Существует ли какое-нибудь онтогенетическое объяснение этой тревожности? Не является ли она (у человека) неотъемлемой частью мужской сущности и мужского поведения? Имеет ли какое-нибудь отношение к этому летаргия или даже смерть после совокупления, которые часто наблюдаются у самцов животных?[67] Не связаны ли любовь и смерть у мужчин теснее, чем у женщин, для которых соитие – потенциальное создание новой жизни? Не испытывает ли мужчина наряду с желанием завоевать тайного стремления прекратить существование в акте воссоединения с женщиной (матерью)? Не это ли желание лежит в основе «влечения к смерти»? А может быть, это воля к жизни реагирует тревогой на такое желание?

Пытаясь понять эту тревожность в психологических и онтогенетических терминах, мы оказываемся в растерянности, если придерживаемся позиции Фрейда, будто основное различие между инфантильной и детской сексуальностью заключается именно в том, что ребенок еще «не открыл» вагину. В соответствии с этим взглядом мы не можем говорить о примате гениталий; скорее мы должны назвать это приматом фаллоса. Следовательно, период инфантильной генитальной организации правильнее именовать «фаллической фазой»[68]. Множество высказываний, отмеченных у мальчиков в этот период жизни, не оставляет сомнений в справедливости наблюдений, на которых основана теория Фрейда. Но если мы вглядимся более пристально в главные характеристики этой фазы, нам придется поневоле задать вопрос, действительно ли описание Фрейда является исчерпывающим для инфантильной генитальности как таковой во всех ее специфических проявлениях или же оно приложимо лишь к ее сравнительно поздней стадии. Фрейд утверждает, что для мальчика характерно сосредоточение интереса, в отчетливо нарциссической форме, на его собственном пенисе: «Движущая сила, которую эта часть мужского тела будет генерировать позднее в пубертате, в детстве выражается в основном в стремлении исследовать вещи – в сексуальном любопытстве». Весьма важную роль играют вопросы о наличии и размерах фаллоса у других живых существ.