Психология Я и защитные механизмы - [11]

С технической точки зрения этот параллелизм между защитой пациента от своих инстинктов и аффектов, формированием симптомов и сопротивлением очень важен, особенно в детском анализе. Наиболее очевидным дефектом в нашей технике анализа детей является отсутствие свободных ассоциаций. Обходиться без них очень трудно, и не только потому, что на основе идеаторных представлений инстинктов пациента, возникающих в его свободных ассоциациях, мы получаем большинство наших знаний об Оно. В конце концов существуют другие способы получить информацию об импульсах Оно. Сновидения и мечты детей, активность их фантазии в игре, рисунки и т.д. выявляют тенденции Оно в более открытой и доступной форме, чем у взрослых, и в анализе могут заменить проявление производных Оно в свободных ассоциациях. Однако, когда мы обходимся без основного правила анализа, конфликт, связанный с его соблюдением, также исчезает, а именно из этого конфликта мы черпаем наши знания о сопротивлениях Я, когда анализируем взрослых, – наши знания о защитных действиях Я против производных Оно. Поэтому есть риск, что детский анализ может дать массу информации относительно Оно, но мало знаний о детском Я.

В игровой технике, разработанной для анализа маленьких детей в английской школе психоанализа (M.Klein, 1932), отсутствие свободных ассоциаций компенсировано самым непосредственным образом. Эти аналитики считают, что детская игра эквивалентна свободным ассоциациям взрослого, и интерпретируют игру таким же образом. Свободный поток ассоциаций соответствует ненарушаемому развитию игры; прерывания и торможения в игре приравниваются к перерывам в свободных ассоциациях. Отсюда следует, что, если мы анализируем перерыв в игре, мы обнаруживаем, что он представляет собой защитное действие со стороны Я, сопоставимое с сопротивлением в свободных ассоциациях.

Если по теоретическим соображениям, например, испытывая колебания при доведении интерпретации символов до ее крайних границ, мы не можем принять это полное уравнивание между свободными ассоциациями и игрой, то мы должны попытаться использовать в детском анализе некоторые новые технические методы, помогающие нам в исследовании Я. Я считаю, что анализ трансформаций, претерпеваемых аффектами ребенка, может заполнить пробел. Аффективная жизнь детей менее сложна и более прозрачна, чем аффективная жизнь взрослых; мы можем наблюдать, что вызывает у них аффекты, будь то внутри аналитической ситуации или вне ее. Ребенок видит, что другому уделяется больше внимания, чем ему, – он неизбежно почувствует обиду и ревность. Исполняется давнее желание – это наверняка его обрадует. Он ожидает наказания – при этом чувствует тревогу. Ребенку отказывают в предвкушаемом и обещанном удовольствии или откладывают его – результатом наверняка будет чувство разочарования и т.д. Мы ожидаем, что ребенок будет обычно реагировать на данные конкретные события конкретными аффектами. Но в противоположность ожиданиям наблюдение может показать нам совершенно иную картину. Например, ребенок может проявлять безразличие там, где мы ожидали разочарования, быть в веселом настроении вместо огорчения, проявлять чрезмерную нежность вместо ревности. Во всех этих случаях произошло что-то, что нарушило нормальный процесс; Я вмешалось и послужило причиной трансформации аффекта. Анализ и введение в сознание конкретной формы этой защиты от аффекта – будь то обращение, перемещение или полное вытеснение – говорят нам о конкретной технике, принятой Я данного ребенка, и, подобно анализу сопротивления, позволяют нам сделать заключение о его отношении к своим инстинктам и о природе формирования его симптома. Исключительно важным фактом в детском анализе является то, что, наблюдая эффектные процессы, мы в значительной степени не зависим от сотрудничества ребенка и от степени правдивости того, что он нам говорит. Его аффекты выдают себя помимо его воли.

Вот пример того, о чем я говорила. У одного маленького мальчика была привычка испытывать приступы военного энтузиазма всегда, когда имелась причина для тревоги кастрации; он надевал военную форму, вооружался игрушечной саблей и другим оружием. Понаблюдав за ним в ряде таких случаев, я предположила, что он обращает свою тревогу в ее противоположность, а именно в агрессивность. После этого мне было нетрудно прийти к заключению о том, что за всеми его приступами агрессивного поведения лежит тревога кастрации. Более того, для меня не было неожиданностью, когда я обнаружила, что он страдает неврозом навязчивости, т.е. что в его инстинктивной жизни имеется тенденция обращать нежелательные импульсы в их противоположность. Одна маленькая девочка, казалось бы, не проявляла никакой реакции на ситуации разочарования. Единственное, что было заметно, – это подергивание уголка ее рта. Таким образом она выдавала способность ее Я подавлять нежелательные психические процессы и замещать их физическими. В этом случае не будет неожиданностью обнаружить, что у пациентки в ее конфликте с ее инстинктивной жизнью имеется тенденция к истерическому реагированию. Другая девочка настолько полностью вытеснила свою зависть к пенису ее младшего брата – аффект, полностью доминировавший в ее жизни, – что даже в анализе было исключительно трудно обнаружить его малейшие следы. Единственное, что мог заметить аналитик, – это то, что в тех случаях, когда она могла завидовать своему брату или ревновать его, она начинала играть в странную воображаемую игру, в которой она выполняла роль волшебника, способного изменять весь мир при помощи своих жестов. Этот ребенок обратил зависть в ее противоположность – в приписывание себе магических сил. При помощи этого она избегала болезненного осознания того, что полагала своим физическим недостатком. Ее