Психология религии - [66]
Потому с суевериями надо бороться с помощью вытесняющих их эмоций. А если бороться словом — то не холодным и сухим, а вызывающим эмоции.
В студенческой компании возник разговор о предрассудках.
— Предрассудок — это любая привычная форма мышления, — утверждал психолог. — Это автоматизм мышления, непосредственно связанный с привычкой, а привычка — ведь это действие, выполнение которого стало потребностью. Вот почему предрассудки бывают и религиозные, и научные, и бытовые.
— Правильно, — сказал молодой литературовед, — ведь в штампе, как и в моде, а пожалуй, и в каждом догматическом подходе в искусстве, есть элемент предрассудка. И когда мы говорим «мещанский предрассудок», мы отмечаем только более отчетливо выраженные, некоторые свойственные последнему столетию предрассудки. А ведь убеждение, что в театр нельзя пойти в брюках немодного фасона, это тоже предрассудок того, для кого мода — его религия.
— Позвольте! — вскричал молодой лектор-атеист. — Религиозные предрассудки могут быть определены только как «вера в сверхъестественное», и по этому признаку они четко отделяются от всех других. И не будем их смешивать.
— Нечего сказать, четкое определение, — усмехнулся историк. — Известно, что Геродота греки называли лжецом за его «сверхъестественные» сведения, что где-то когда-то на земле вода становится твердой. А сам Геродот считал «сверхъестественным» в описании мореходов, что они в полдень видели солнце на севере. Выходит, что Геродот упрекал финикиян, плававших вокруг Африки, в религиозных предрассудках, а его современники упрекали в них же его?
В этой дискуссии каждый из спорящих был прав, но не до конца. Правильно отождествляя предрассудок с привычным мнением о чем-либо, студент-психолог и литературовед забывали добавить, что при наличии предрассудка это мнение ложно. Каждый предрассудок — заблуждение, но заблуждение, не ставшее привычным, еще не предрассудок.
Религиозный же предрассудок обязательно должен быть связан с суеверием, а следовательно, с верой.
«Сей овес в грязь, будешь князь!» — говорит пословица. Народная мудрость накопила огромное множество самых различных примет, отмечающих причинно-следственные связи между различными явлениями.
Многие из примет абсолютно верны. Лег кот к печи — быть похолоданию. И дело не в том, что печь не топится: у кота ведь свои условные рефлексы. Особенно много таких примет у моряков:
Есть приметы, сохранившие только свой исторический корень. Например, рассыпалась соль — к ссоре. Ведь когда соль была очень дорога, рассыпанная соль нередко вызывала семейные неприятности.
Но многие приметы — это исторические рудименты древних верований, осколки религиозных представлений. В них всегда сохраняется элемент магии. Так, у наших яхтсменов до сих пор сохранилась старая примета моряков: чтобы вызвать ветер, надо посвистать в нужную сторону. Но это ведь чистейшая подражательная магия. Разбитое зеркало — к смерти, потерянная фотография — быть беде у изображенного на ней. Это уже рудименты чурингов, психологически вполне им тождественные.
Есть приметы, имеющие уже не психологические, а чисто исторические религиозные аналогии. Чтобы «не спугнуть счастье», надо поплевать через левое плечо. Почему через левое? Да ведь во всех старых религиях, и в том числе и в христианстве, добрый дух, ангел, ходил справа (справа и наиболее почетного гостя сажали), а слева от человека находился черт, злой дух. Плевать на доброго духа нельзя. А на злого — всегда полезно. А чтобы не сглазить — вдвойне полезно. Своя «железная логика»!
Не со всякими приметами надо бороться, а только с теми, которые не опираются на знания и стали предрассудками. А еще психологически точнее можно сказать так:
— Бороться надо не с приметами, а с верой в приметы!
Купец всегда делал большую скидку первому покупателю, так как влияние почина на дальнейший ход событий было для него окутано таинственностью. Это отразилось в поговорках:
«Почин дороже денег».
«Лиха беда — начало!»
Поэтому, начиная какое-либо дело, человек приносил жертву богам, обращаясь к ним с мольбой о помощи. У евреев даже была особая молитва для начала любого дела. Христианин же осенял себя крестным знамением.
Начиная новое дело и колеблясь между надеждой и страхом (а это ведь и есть психологическое состояние тревоги), человек всегда чувствует себя стоящим «на краю бездонной пропасти». А это чувство, как мы видели, и является «тайной религии». Оно и рождает веру.
Но в обычае «посидеть перед дорогой» этот предрассудок наслаивается на мудрый обычай кочевников. Тянь-шаньские киргизы и поныне куда-либо выезжают всегда вечером и недалеко от дома или старой стоянки ночуют. За это время всегда вспоминается, что забыто или недоделано, и возвращаться приходится недалеко. Так ведь и в песне поется:
Это хороший обычай — перед дорогой посидеть несколько минут и подумать, все ли взято и все ли сделано, что надо.
Автор, известный психолог Константин Константинович Платонов, написал эту книгу… в больничной палате, где он лежал после инсульта. Написал увлекательно и просто, с большим количеством примеров, описаний необычных опытов, удивительных экспериментов. В ней сотни коротких рассказов-заметок, охватывающих три области: сознание, личность, деятельность. «Такие психические процессы, как сознание, ощущение, восприятие, представление, мышление, эмоции, воля, – говорил Платонов, – не даются человеку раз и навсегда готовыми, неизменными.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Борис Владимирович Марбанов — ученый-историк, автор многих научных и публицистических работ, в которых исследуется и разоблачается антисоветская деятельность ЦРУ США и других шпионско-диверсионных служб империалистических государств. В этой книге разоблачаются операции психологической войны и идеологические диверсии, которые осуществляют в Афганистане шпионские службы Соединенных Штатов Америки и находящаяся у них на содержании антисоветская эмигрантская организация — Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС).
Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.