Психология архетипа ребенка - [5]

А. Психология архетипа ребенка

1. Архетип как состояние прошлого

Теперь, что касается психологии нашего мотива, то я должен заметить, что всякое высказывание об архетипе, выходящее за пределы чисто феноменального, неизбежно подпадает под уже ранее изложенную критику. Нельзя ни на миг предаваться иллюзии, будто архетип может быть до конца объяснен и тем самым упразднен. Даже самая что ни на есть лучшая попытка объяснения — это всего лишь более или менее удачный перевод на другой язык образов. (Ведь язык есть не что иное, как образ!) В лучшем случае миф продолжает приходить к нам в сновидениях в современном облике. А то, с помощью чего его объясняют и истолковывают, всегда волнует и затрагивает нашу душу, — и потому имеет соответствующие последствия для нашего самочувствия и благого расположения духа. Ибо архетип — о чем никогда не следует забывать — душевный орган, который имеется у каждого. Плохое объяснение означает соответственно плохую установку по отношению к этому органу, из-за чего последнему наносится ущерб. В конечном счете, всякий сетующий — просто скверный толкователь. Именно поэтому любое "объяснение" всегда должно быть таким, чтобы остался сохранным функциональный смысл архетипа, иначе говоря, чтобы была обеспечена удовлетворительная и сообразная со смыслом связь между сознанием и архетипом, Ведь именно последний является психическим структурным элементом, а потому и витально необходимым компонентом всего душевного хозяйства. Он репрезентирует или персонифицирует некие инстинктивные данности примитивной темной психики, подлинные, но невидимые корни сознания. Сколь значима эта исходная и базовая связь с корнями свидетельствует тот факт, что примитивный дух был чрезвычайно сильно обеспокоен относительно некоторых "магических" факторов, которые как раз суть не что иное, как то, что мы называем архетипами. Эта праформа религии еще и сегодня образует нечто действенное и существенное для всей религиозной жизни, и это всегда будет таковым оставаться, какие бы формы ни принимала религиозная жизнь в будущем.

Для архетипа нет никакого "разумного" замещения — вероятно, даже в меньшей степени, чем для мозжечка или для почки. Мы можем исследовать органы тела анатомически, гистологически или с точки зрения исторического развития. Тогда этому же, вероятно (применительно к архетипу), соответствовало бы описание его феноменологии и воссоздание историко-сравнительных параллелей. Однако смысл органа тела явствует только и исключительно из телеологической постановки вопроса. Отсюда и возникает вопрос: какова биологическая цель архетипа? Задача психологии — дать ответ на те же вопросы об архетипе, которые ставит и решает физиология в отношении физиологических органов и тел.

Мы бы только уклонились от вопроса, если бы констатировали, что "мотив ребенка" является пережитком воспоминания о собственном детстве" или если бы давали другие подобные разъяснения. Но если мы — чуть изменив посылку — скажем, что мотив ребенка — это образ некоторых обстоятельств собственного детства, которые мы позабыли, то это будет уже ближе к истине. Но так как в случае архетипа речь идет о целом человечестве, а не только об образе, принадлежащем кому-то одному, то, скорее всего лучше сформулировать так: мотив ребенка репрезентирует предсознательный аспект детства коллективной души (Нелишне, вероятно, заметить, что дилетантский предрассудок имеет постоянную склонность соединять воедино мотив ребенка с конкретным опытом "ребенка", как если бы реальный ребенок был каузальной предпосылкой к существованию мотива ребенка. В психологической реальности эмпирическое представление "ребенка" является только средством выражения (и вовсе не единственным!) для трудно постигаемого и схватываемого фактического материала о душе. Поэтому совершенно определенно можно сказать, что мифологическое представление о ребенке является не копией эмпирического "ребенка", а прозрачным и легко узнаваемым символом: речь идет о божественном, чудесном ребенке, (а вовсе не о человеческом) — зачатом, рожденном и взращенном при совершенно необычных обстоятельствах. Его дела столь же чудесны и чудовищны, как его натура и телосложение. Только и именно благодаря этим неэмпирическим свойствам возникает вообще необходимость говорить о "мотиве ребенка". Повсеместно этот мифологический "ребенок" имеет вариации в виде бога, великана, мальчика-с-пальчика, животного и т. д. — что никак уже не может быть сведено к рациональной и конкретной человеческой каузальности. То же самое верно и в отношении архетипов "отца" и "матери", которые в той же мере являются мифологическими и иррациональными символами.).

Не будет большой ошибкой, если мы представим себе это высказывание прежде всего как историческое по аналогии с определенным психологическим опытом, который показывает, что некоторые отрезки индивидуальной жизни могут обособиться и персонифицироваться в такой степени, что становится возможным даже созерцание самого себя как бы со стороны. Например, можно смотреть на себя самого как на ребенка. Подобный визионерский опыт — имеет ли он место быть в сновидении или в состоянии бодрствования — сопряжен, согласно эмпирическим наблюдениям, с некоторыми предпосылками и обстоятельствами, например с тем, что произошла вышеупомянутая диссоциация между состоянием настоящего и прошлого. Такие диссоциации случаются на почве несовместимости, когда, к примеру, нынешнее состояние оказалось в противоречии с состоянием детства. В этом случае, вероятно, произошло насильственное отделение и отмежевание от своего исходного характера в пользу самопроизвольной и самовольной Персоны (Psychologischen Typen [Paragr. 879f.]; Definition Oler Seele Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem Unbewussten. Erster Teil. 3 Kp.), потакающей амбициям. Тем самым человек становится недетским и искусственным, т. е. потерявшим свои корни. Это как раз благоприятный повод для резкой конфронтации с исходной истиной.