Психологический аспект истории и перспектив нынешней глобальной цивилизации - [22]
Да и девицы-красавицы и женщины — иноплемённые и из других общин — для некоторой части мужчин — и в степи, и в лесу — всегда были более привлекательны, нежели свои соотечественницы, с которыми они играли в раннем детстве. И эту потребность — генетико-биологически оправданную — не всегда удавалось удовлетворить мирными средствами.
Соответственно этим историко-культурным и природно-географическим обстоятельствам степные скотоводы предпринимали военные набеги с целью захвата рабов, проникая в леса на многие десятки и сотни километров[103]. И хоть лес представлял собой естественно-природную фортификационную систему, но и как всякий «укрепрайон» абсолютной непроходимости для врага лес не гарантировал, тем более в лесостепных районах, где массивы леса и степи сменяют друг друга, вследствие чего ярко выраженной границы «степь — непроходимый лес» не существует; да и в лесных чащобах-массивах — хоть и бездорожье, но звериные тропы есть, поскольку и доныне живут в лесах Восточно-Европейской равнины и кабаны, и лоси, а где пройдёт лось, — там пройдёт и группа конников; а в древности жили в лесах и более крупные копытные — буйволы, зубры и туры. Так, что, умея ориентироваться, группа конников-захватчиков, совершая набег, могла углубиться в лес очень далеко, вследствие чего и в сотнях километрах от начала лесных массивов осёдлое население лесов не было гарантировано от захвата в полон (плен) и от разграбления жилищ в ходе набега степняков.
Набеги из степи надо было перехватывать и на подступах, и в лесной чащобе, а в ряде случаев надо было и отбивать захваченный кочевниками полон (т.е. пленных), поскольку каждый человек при компактно-общинном укладе жизни дурог. А один из способов обезопасить себя от набегов — их «профилактировать», т.е. организовывать самим походы в степь, выжигать её на десятки и сотни километров, пуская пал при благоприятном направлении ветров, портить източники воды и т.п., что, естественно, вызывало неудовольствие у жителей степи, живших вблизи лесной зоны, которое выражалось в их ответных и в упреждающих боевых действиях против жителей лесов[104].
Т.е. потребность в боевой подготовке подростков и взрослого населения у общинников, живших в лесах Восточно-Европейской равнины, объективно была. Соответственно реальным потребностям участия в бою общинники должны были уметь быстро преобразиться из рабочей артели или поселенцев в эффективную боевую дружину, а для этого необходимо — владеть и определёнными навыками, в том числе и такими, как:
Умением скрытно проникнуть на чужую, возможно охраняемую, территорию. — Вот вам и общественная полезность «молодецких шуток» на чужой территории, которые не только не разсматривались как преступления и хулиганство, но и возпринимались как должное всеми кто, прозевал вторжение ватаги и её «шутки» на грани реальной агрессии. Если же такого рода шутки вершились на своей территории, то их объектами имели шансы стать прежде всего те, кто нарушал сложившиеся в общине (в миру) нормы этики, а также ещё не успевшие прижиться и стать своими пришельцы.
Держать сплочённые боевые порядки и вести бой, перенося реальную боль от полученных ран. Если этому учиться в первом реальном бою, то нет никаких гарантий, что этот бой не стане последним для его участников: достаточно дрогнуть нескольким — боевые порядки разсыплются и второго боя уже не будет, поскольку если противник — степняки, — то после этого, они переловят всех разбежавшихся поодиночке арканами. А кулачный бой стенка на стенку — как раз и давал возможность научиться держать сплочённые боевые порядки (равно как в пешем строю, так и в конном — главное освоить принцип), претерпевая настоящую боль и видя настоящую кровь, свою и чужую. В кулачном бою по неосторожности — как по своей собственной, так и чужой — выбивали зубы и глаза, ломали носы, челюсти и рёбра, но это никогда не было целью боя стенка на стенку. И поскольку это было действительно предназначено для защиты общества в целом, жесточайше — вплоть до безпощадности — сами же участники боя наказывали тех, кто вносил в потешный бой злобу и упивался чужой болью и унижением. Именно поэтому осевший на землю и упавший были в этой «забаве» в полной безопасности.
То же касается и конных забав, доживших до конца XIX — начал ХХ веков (картина В.И.Сурикова “Взятие снежного городка” — об этом), назначение которых заблаговременно приучить и коня к тому, чтобы нести всадника в реальном бою и не шарахаться от попыток воздействия на него противника. Конь должен быть богатырским, а не «волчьей сытью, травяным мешком» (так коней в моменты испуга именуют былинные богатыри).
Особую роль играли танцы. Здесь отметим только то, что украинский гопак в его полном жизненном варианте, а не в сценически-академически эстетически “причёсанном” виде — свод поражающих и оборонительных движений рукопашного боя древних славян. Но в жизни наших предков боевые искусства не были аналогами единоборств, характерных для культур Востока и Запада и носителями которых являются индивиды.
В Руси изначальной индивид был носителем преимущественно психической по своему качеству жизненной практики вхождения в определённое настроение, которое условно и только отчасти можно назвать «боевой транс».
