Психологи тоже шутят - [31]

Но самый важный тип психологических теорий это все-таки теории-проекции (ТП). Немного забегая вперед подчеркнем, что теории нужны в психологии не только для того, чтобы психологам, имеющим идиосинкразию на исчисление корреляций, тоже было чем заняться. Тем не менее любые теории в первую очередь нужны тем, кто их разрабатывает, а психологические теории выполняют в этом плане две важнейшие функции. Первая состоит в том, что с их помощью психологи привлекают широкое внимание к своим личным проблемам, что в любой другой форме было бы сделать нескромно и даже неприлично. Вообще давно известно, что любая научная теория имеет толстенную личностно-психологическую подоплеку. Например, психобиограф (существует и такая профессия) И. Ньютона Дж. Кристиансен убедительно доказал, что теория всемирного тяготения — ничто иное как продукт психологической тяги этого ученого к своей матери, с которой он был насильственно разлучен в раннем детстве. А формальная логика, как показал У. Томас, это — следствие нелюдимого образа жизни и пристрастия к сухим формализмам ее основоположника — Дж. С. Милля. Нечто подобное можно сказать и о многих других, если вообще не обо всех, научных теориях. Но ни в одной другой науке они в такой степени не выражают психологические особенности их авторов, как в психологии. Хорошо известно, что психоанализ Фрейда это способ, которым он лечил свой собственный невроз. Учение А. Адлера было реализацией инстинкта власти, свойственного ему самому. Та же закономерность продемонстрирована и в отношении других классиков психоанализа и прочих авторитетных представителей психологической науки. А в работах У. Джемса можно без труда проследить не только проявление его психологических особенностей, но и перепады его настроения.

Вторая важнейшая функция психологических теорий не столь специфична для них, характерна для всех научных теорий, особенно для гуманитарных, и состоит в выражении не психологических особенностей, а личных и групповых интересов их авторов. Данная функция научных теорий воспета концепцией интересов (кстати, тоже теорией), разработанной в современной социологии науки. Правда, связь содержания теории с личными интересами тех, кто ее разрабатывает и развивает, никогда не носит непосредственного характера, что и создает иллюзию отсутствия такой связи. Однако она существует, и подчас содержание теории имеет куда меньшее значение, чем стоящие за нею личные и групповые интересы ученых. В данном плане теории напоминают знамена: не важно, что изображено на знаменах и какого они цвета, важно, кто их поднимает и с какими целями.

Теории это и в самом деле знамена, под которые ученые становятся ради отстаивания своих интересов. Для знаменосца, т. е. для автора теории, это интересы индивидуальные, для всех остальных, становящихся под знамя, — интересы групповые, сравнимые с интересами членов политической партии. Партийный принцип объединения под этими знаменами проявляется, например, в том, что место работы психологов почти всегда совпадает с их теоретической ориентацией. Что, кстати, является одним из главных свидетельств, как выражаются науковеды, теснейшей связи когнитивного и социального в науке.

При этом было бы совершенно несправедливо считать психологов непринципиальными людьми. Многие из них были очень даже принципиальными, способными ради своих принципов на истинный альтруизм и даже на героизм. М. Басов, например, сам снял себя с поста директора института и отправил рабочим на завод на социалистическое перевоспитание. Вот настоящее назидание молодым психологам, которые такой подвиг, наверное, даже не смогут себе представить. Равно как и переживания Л. Выготского, который писал: «я не хочу жить, потому что меня не считают марксистом».

Здесь следует отметить, что сверхэмоциональное отношение к отстаиваемым им учениям вообще очень свойственно отечественным ученым. Эту тенденцию уловил еще М. Ломоносов, который писал о том, что униженное, по сравнению с чиновниками, достоинство отечественных профессоров приводит их к «помешательству в размножении учения».

Вопрос о том, зачем для выражения личных интересов психологам, да и вообще ученым, нужны научные теории, тоже может задать только очень наивный читатель. На войне как на войне, но для каждой войны характерны свой тип оружия и особые правила поведения воюющих сторон. С развитием науки изменялись и виды вооружения, которыми ученые пользовались для уничтожения своих противников, и область дозволенного. Так, Гассенди, критикуя систему Аристотеля, настаивал на том, что нельзя верить такому жадному, неблагодарному, склонному к различным низменным побуждениям человеку, который, вследствие этих своих личных недостатков, не может быть прав. В советские годы уничтожить оппонента можно было еще проще — указав компетентным органам на его недостаточно пролетарское происхождение или на идеологическую нелояльность. Но в современной, относительно нормальной (не только в смысле Т. Куна, но и вообще) науке так уже нельзя. Ее этика требует критики не личности оппонента, а его научных воззрений, и поэтому ученые, метя в эту личность, вынуждены бить по отстаиваемой ею теории. Побеждена же любая теория, как будет показано ниже, может быть не эмпирическим опытом, а только соперницей той же весовой категории — другой теорией. И поэтому главное оружие, которое ученые используют при сведении личных счетов, — научные теории.