Психолавка - [12]

Сам Питер прикоснулся к ручкам на полмгновения и в страхе шарахнулся прочь — он бы и секунды такого ужаса не вынес! Тем больше он восхищался выдержкой отца.

Но склад смертельно опасных наркотиков, принадлежавший повзрослевшему Питеру Сэндзу, был под стать бессмысленному единоборству его отца с электрошоком. Питер, с тщательностью и осмотрительностью алхимика, дозировал и смешивал свои сокровища. Он никогда на принимал наркотики в одиночестве. Всегда рядом должен быть кто-то, кто сможет в пожарном порядке запихнуть ему в рот стандартное противоядие — фенотиацин, если "путешествие" уведет Питера слишком далеко — ввысь или вглубь или куда оно там уводит…

— Наверно, я долбанутый, — как-то признался он Лурин Рей в порыве искренности.

Тем не менее свои опыты Сэндз не прекратил. Он неизменно осматривал товар всякого бродячего торговца, проходившего через Шарлоттсвилль. Находил нужное — и покупал. Его и без того большие фармацевтические запасы постоянно пополнялись новинками: он уже научился с одного взгляда определять примерный состав любой таблетки, любой капсулы, даром что ассортимент был огромный, и непосвященные просто терялись. А Питер запросто определял или угадывал производителя, назначение и состав большинства таблеток и капсул. В этом вопросе он стал ходячей энциклопедией.

— Если ты понимаешь, что у тебя на этом крыша поехала, тогда брось это! — сказала ему Лурин.

Но он бросать не хотел, потому что у него была цель. Он не просто одурманивал себя. Он искал. Искал нечто. Ему казалось, что лишь тоненькая перегородка отделяет его от чего-то важного, значительного. И Питер стремился с помощью своих опасных препаратов проломить эту перегородку — или отодвинуть тяжелый занавес — и прорваться к важному…

По крайней мере эти рациональные доводы он приводил себе в пользу продолжения экспериментов. "Стал бы я валандаться с этими галлюцинациями, — говорил он себе, — если бы не имел в виду высокой цели!"

Ведь опыты приносили мало приятного: иногда он испытывал острейший страх и полное помутнение рассудка, часто — депрессию, а изредка — даже приступы вызванного химией кровожадного буйства.

Чего же он взыскует так упорно? Наказания?

Он думал об этом часто и всякий раз отвечал: "Нет". Он не стремился изуродовать себя, разрушить свой организм, навредить своей печени или почкам. Перед применением каждого нового вещества Сэндз прилежно прочитывал вложенные в коробочки описания состава и способа применения, внимательно изучал список возможных побочных эффектов. И, уж конечно, он не хотел становиться буйным и в приступе психоза поранить или убить кого-нибудь. Скажем, ту же милую бледненькую Лурин. Однако…

Свою мысль он пояснил Лурин следующим образом:

— Мы способны зреть Карлтона Люфтойфеля — для этого нам достаточно наших органов чувств. Но мне чудится, что существует реальность иного порядка, которую не увидишь невооруженным глазом. Что-то вроде того, как мы, к примеру, не воспринимаем ультрафиолетовое и ультракрасное излучение — что не мешает этим излучениям невидимо существовать…

Лурин слушала его, свернувшись калачиком в кресле напротив и покуривая алжирскую трубку, сделанную из корня верескового дерева. Она набивала эту трубку довоенным давно пересохшим голландским плиточным табаком.

— Чем гробить себя этими "колесами", — сказала она, — ты бы лучше придумал инструменты для регистрации наличия иных слоев реальности — или что ты там ищешь. Куда проще считать информацию с приборов. И безопаснее.

Она постоянно боялась, что Питер однажды не вернется из своего наркотического "путешествия". Ведь, говоря по совести, эти наркотики вовсе и не наркотики, а оружие нервно-паралитического воздействия, которое должно вызывать необратимые неврологические и метаболические нарушения в организме человека, — причем точный механизм разрушительного действия был зачастую неизвестен даже самим производителям… Вдобавок на каждого человека эта дрянь воздействует по-своему, что только усугубляет опасность.

— У меня нет ни малейшего желания считывать показания каких-то приборов, — ответил Сэндз. — Мне не фиксация факта нужна. Мне необходимо… — Он поискал нужное слово, потом закончил с энергичным жестом: — Мне необходимо самому пережить!

Лурин тяжело вздохнула.

— В таком случае не торопи события, — сказала она. — Сиди и жди. Оно придет когда-нибудь.

Меня "когда-нибудь" не устраивает, — возразил он. — Я ждать не могу.

Потому как по эту сторону могилы без усилия в иной слой реальности не проникнуть.

Смерть была врагом, которого Служители Гнева восславляли и почитали спасением, высшей милостью. Но в то же время Служители Гнева, будучи теми, кто не погиб во время войны, не очень-то логично воображали себя Избранными, некоей элитой, которую их Господь Гнева помиловал.

Питер Сэндз очень хорошо улавливал эту логическую ошибку в философских построениях Служителей Гнева.

Если Господь Гнева был злым Богом, как о том твердили исповедовавшие Его веру, то Он бы оставил в живых не самых добрых, а самых порочных! Стало быть, согласно их же логике, Служители Гнева — самые мерзкие люди на Земле. Подобно самому Карлтону Люфтойфелю, они оставались в живых, ибо были настолько дурны, что им было отказано в целительном бальзаме смерти.