Психика и реальность - [178]

Но какова бы ни была философско-гносеологическая интерпретация всей этой парадоксальной ситуации, само наличие обратимости психического сенсорного времени, базирующейся на сочетании последовательности, одновременности и длительности в непрерывно-целостном ряду изменяющихся состояний, является фундаментальным эмпирическим фактом, требующим своего научного объяснения. Вместе с тем именно свойство обратимости — и это особенно существенно для настоящего контекста анализа — воплощает в себе наиболее загадочную специфичность процесса памяти в ее психологическом своеобразии, ту ее наиболее таинственную сущность, которая приводила многих философов, в частности Августина и А. Бергсона, к выводу о тождественности памяти и души, памяти и духа.

Органическая связь обратимости сенсорного времени с памятью, обеспечивающая возможность возврата к исходным точкам опыта, представляет собой только одну сторону обратимости. Дело в том, что сама двунаправленность сенсорного времени имеет двойную природу. Обратимость может быть связана с памятью только в том случае, если движение совершается от настоящего к прошлому, и это как раз такое продвижение по оси времени от конца к началу, которое необходимым образом связано с преодолением естественной однонаправленности физического времени. Именно поэтому, очевидно, всякий возврат в рамках сенсорного интервала, выраженный, например, в обратном счете или в продвижении от конца речевой или музыкальной фразы к ее началу, связан со значительным усилием, отмечаемым всеми, кто делал этот вопрос предметом рассмотрения. Это усилие, по-видимому, необходимо для преодоления естественной асимметричности хода физического времени, но преодоления, конечно, только в структуре сенсорного времени, отображающего время физическое.

Совершенно, однако, ясно, что если целостная непрерывность последовательного ряда изменяющихся состояний в структуре сенсорного времени обеспечивает возможность движения от конца к началу, т. е. от настоящего к прошлому, то в еще большей степени она обеспечивает продвижение в противоположном, естественном направлении от настоящего к будущему. Анри Бергсон (1911), сделавший на основании парадоксальной природы психического времени свои ошибочные выводы, тем не менее совершенно справедливо утверждал, что то, что мы называем настоящим, захватывает одновременно часть прошедшего и часть будущего. Настоящее, по его словам, есть "почти мгновенная вырезка, которую наше восприятие производит в материальном мире".

Такое продвижение в структуре сенсорного времени от настоящего к будущему не требует преодоления однонаправленности временного ряда, поэтому оно не связано со специфическими усилиями. Это второе направление движения внутри структуры сенсорного времени (правда, его естественнее было бы назвать первым, поскольку именно оно отвечает основной закономерности хода времени) от настоящего к будущему вовсе не является только результатом теоретическидедуктивного вывода из принятой концепции природы сенсорного времени. Ему отвечают вполне определенные факты, почерпнутые из многосторонних исследований феноменов сенсорной экстраполяции и сенсорноперцептивной антиципации (предвосхищения). Здесь мы имеем дело с сенсорными корнями тех специфических форм психической организации, которые на высших ее уровнях получают свое выражение в целенаправленном поведении человека, в его целеполагающей деятельности, базирующейся на таком опережающем отражении.

Таким образом, память в ее психологической специфичности и опережающее отражение в его психологической специфичности (представленное сенсорноперцептивным уровнем процесса воображения или сенсорной экстраполяцией) являются двумя сторонами единой природы психического сенсорного времени, воплощениями такого его фундаментального свойства, как обратимость. Очень показательно, что об органическом единстве памяти и вероятностного прогнозирования, получающего свое естественное психологическое выражение в сенсорных формах воображения, свидетельствуют и многочисленные клинические факты: расстройства непосредственной кратковременной памяти и расстройства вероятностного прогнозирования при формировании образов событий ближайшего будущего возникают и развиваются в ряде случаев совместно (Фейгенберг, 1977).

Совершенно естественно, что фундаментальное свойство обратимости психического времени на сенсорном уровне представлено в минимальной форме. По отношению к тому аспекту обратимости, который направлен в прошлое и который поэтому связан с необходимостью преодолевать однонаправленность временного ряда, можно, вероятно, даже сказать, что эта минимальная выраженность представлена скорее потенциальной возможностью обратного продвижения, чем его фактической, актуальной реализуемостью. Дальнейшее свое становление обратимость, по-видимому, получает именно в ходе психического развития. Можно даже предполагать, что формирование этого свойства, его развитие и усиление, доведение до максимально возможных форм составляет одну из главнейших характеристик психического развития.

Но как бы то ни было, здесь, в контексте рассматриваемого вопроса об органической связи памяти (и во вторую очередь — воображения) с особенностями сенсорного времени, необходимо еще раз подчеркнуть, что уже на элементарном сенсорном уровне такая потенциальная форма обратимости, базирующаяся на сочетании последовательности и одновременности целостно-непрерывного временного ряда, представляет собой эмпирический факт, требующий своего научного объяснения. Тут снова мы оказываемся перед неизбежной альтернативой: либо эти парадоксальные свойства психического времени, главным образом его обратимость, должны стать предметом научного объяснения, т. е. должны быть выведены как частное следствие действия общих законов природы и тем самым парадокс должен быть снят, либо они сами автоматически, вне зависимости от исходной установки авторов, превращаются из объясняемого в объясняющее, и тогда неизбежным становится возврат к позиции И. Канта или А. Бергсона.