Психические расстройства. Шизофрения, депрессия, аффективность, внушение, паранойя - [72]

Прирожденный характер аутистических форм мышления обнаруживается особенно четко в символике. Последняя отличается повсюду невероятным однообразием, от человека к человеку, из века в век, от расы к расе, от сновидения вплоть до душевной болезни и до мифология. В основе многих сотен сказаний лежит ограниченное число мотивов. Одни и те же немногие комплексы всегда даю повод к символике, и средства для выражения их точно также одинаковы. Птица, корабль, ящичек, который приносит детей и доставляет умирающих в первоначальное таинственное место, злая мать (мачеха) и т. д. всегда повторяются и повсюду обозначают одно и то же. Представление о круговороте жизни, в силу которого старые люди, уменьшаясь или не уменьшаясь в своем объеме, снова попадают в чрево матери или в другое место, откуда появляются дети, встречается еще и в настоящее время в самостоятельно выработанном мировоззрении двухлетнего ребенка; это же самое представление встречается и в мифах и сказаниях, созданных тысячи лет тому назад. Другие представления которые родители навязывают ребенку, не ассимилируются и остаются без всякого влияния на аутистическую фабуляцию, которая возникает и закрепляется иногда у детей, находясь в сознательном противоречии с родительским авторитетом.

Символы, известные нам из очень древних религий, мы вновь находим в бредовых образованиях наших шизофреников вне всякой связи с канувшими в вечность мирами. Разумеется, и в данном случае было бы неправильно говорить о прирожденных идеях; однако, каждый интересовавшийся этим вопросом не может отделаться от подобного представления, и во всяком случае в аутистической символике существует прирожденное всем людям направление идей.

Однообразие аутистического мышления издавна бросалось в глаза также и в психопатологии бредовых систем. Может быть, мы здесь найдем тот ключ, который объяснит нам также и удивительное однообразие символики. И в последнем случае речь идет точно также об аффективных механизмах, хотя они оказывают несколько иное действие чем те, которые непосредственно определяют направление бреда. Здесь аффекты допускают лишь такое мышление, которое соответствует их духу. При символике аффективная окраска управляет течением ассоциаций. По крайней мере, мы видим, что в качестве символов мужских гениталий встречаются (при шизофрении исключительно, а в сновидении преимущественно) такие предметы, которые не только имеют какое-нибудь внешнее сходство с тем, что они должны обозначать, но которые возбуждают в то же время и некоторый страх. Следовательно, эмоциональный тон должен служить в данном случае связующим аффективным звеном. Можно ли обобщать это наблюдение и насколько это допустимо – это мне еще не совсем ясно. Этому способствует еще и то обстоятельство, что первоначальная ситуация всегда остается одинаковой. Так, например, ни в одном случае нет недостатка в различных поводах, которые могли бы внести во взаимоотношения матери и дочери элементы ревности и враждебности, в то время как большая близость между отцом и дочерью нарушается почти исключительно индивидуальными трудностями. Однако, враждебность между матерью и ребенком выступает с очевидностью лишь у мачехи или у свекрови и почти никогда не выступает у настоящей матери. Поэтому всегда легко может случиться так, что злая мать изображается в образе мачехи или свекрови.

Разумеется, аутистическое мышление тоже нуждается в материале, добытом с помощью опыта: для того, чтобы грезить о принце, нужно знать приблизительно, что принц – это человек, который может все иметь, в том числе и прекраснейшую принцессу, и которого в будущем ждет беспечная жизнь на королевском троне. Чтобы грезить о богатстве, нужно знать, что за деньги можно купить много хороших вещей, и т. д. Однако, такие понятия приобретаются настолько легко, что они существуют уже в раннем детстве у каждого человека и могут быть уничтожены лишь при очень тяжелом органическом заболевании мозга. Более точные понятия и логически неизбежные связи являются прямо-таки препятствием для фантазирования. Ребенок может еще радоваться представлению, что он когда-нибудь станет принцем; взрослый же человек вынужден считаться с невозможностью осуществления этого желания, и только в крайнем случае, находясь в особенно веселом расположении духа, он может иногда сказать: «Если бы я был принцем…» Важно также то обстоятельство, что для реалистической функции существует один только правильный результат, в то время как аутизм «располагает неограниченными возможностями» (Юнг) и может достигать своей цели самым различным способом. Таким образом, разница между хорошим и плохим функционированием, колеблющаяся даже в самых широких пределах, может показаться нам небольшой. В то время как между ошибочным решением арифметической задачи и правильным решением ее, между ошибочным и правильным умозаключением существует принципиальная разница, – сказка ребенка и сказка гения являются равноценными в отношении к ее аутистической цели и к субъективному осуществлению этой цели. Если понятия становятся неточными и логические функции недостаточными, то реалистическое мышление может вследствие этого привести только к неправильным результатам; однако, эти же самые недочеты не только не нарушают аутистическое мышление, а наоборот, способствуют ему, допуская большую возможность мыслительных комбинаций, как-то: идентификаций и общеупотребительных символов. Таким образом, правильная комбинация является более высоким достижением, чем та, которая соответствует одному лишь желанию. Последнюю можно сравнить со стрельбой ради забавы, при которой должен раздаваться лишь треск от выстрела; первая же стремится попасть в определенную цель, и только в эту цель.