Психическая болезнь и личность - [12]

С целью облегчения прочтения этой книги мы снабдили текст подробным комментарием, где постарались прояснить некоторые незнакомые гуманитариям термины клинической психиатрии, представили краткие сведения об упоминающихся исследователях и практиках, а также отметили те коннотации, которые, на наш взгляд, могут способствовать более успешному пониманию текста.

Нами уже отмечалось, что при переиздании работы Фуко внес в нее многочисленные изменения. Поскольку эти изменения отражают интеллектуальную эволюцию мыслителя, в приложении представлены все расхождения текста в первом и втором издании работы.

Необходимо отметить, что выбранный вариант перевода самого названия работы — «Психическая болезнь и личность» — представляется нам наиболее адекватным намеченным в работе линиям повествования и отвечает стремлению переводчика сохранить на протяжении всего текста единство терминологии. Понятие maladie mentale в русском языке может передаваться двумя терминами: «психическая болезнь» и «душевная болезнь». Последний является, возможно, более благозвучным и меньше режет слух, поскольку не содержит такой четкой отсылки к естественнонаучному аппарату психиатрии. Однако поскольку настоящая работа по причине своей междисциплинарности представляет нам целостную терминологическую сетку, термин «душевная болезнь» не может обеспечить того единства терминологии, которое в ряду понятий «психически больной», «психическая медицина», «психическое отчуждение», «психопатология», «психическая история» обеспечивает термин «психическая болезнь».

Определенные трудности как для восприятия текста, так и для его перевода представляет и то терминологическое многообразие, с помощью которого Фуко стремится передать разнообразие трактовок психической болезни в различные исторические эпохи. На наш взгляд, сами термины insense, deтепсе и aliene не имеют четких русскоязычных эквивалентов. С большими натяжками insense в том смысле, который придает этому термину Фуко, можно переводить как «помешанный», demence — как «умалишенный», a aliene — как «сумасшедший». Все же у Фуко insense отсылает к утрате свободы воли, к безумному духу, aliene — к безумию как отчужденности психической, социальной и правовой, a demence — к «лишенности» не только как к медицинской, но и как к юридической категории. По этим причинам в настоящей работе мы переводим все эти термины как «безумный», во всех случаях указывая их французские эквиваленты.

В настоящем издании сохранено авторское оформление ссылок. Там, где это оказалось возможно, мы — для удобства читателя — в квадратных скобках приводим полное библиографическое описание источника, который мог использовать Фуко, а также выходные данные имеющихся русских переводов этих работ. В книгу включено также предложенное Фуко дополнение — «Несколько дат из истории психиатрии», — оставленное им в неизменном виде и во втором издании работы.

Весь комплекс комментариев, предисловия, проделанной сверки текста двух изданий призван не только облегчить прочтение книги, но и помочь читателю как можно полнее представить контекст ее возникновения и то значение, которое она имела для последующего творчества Фуко.

О. А. Власова

Курск, 2007 г.

Психическая болезнь и личность

Введение

По отношению ко всякой психической патологии возникают два вопроса: при каких условиях можно говорить о заболевании в психологической сфере? Какие отношения можно установить между фактами психической и органической патологии? Все психопатологии выстраиваются вокруг этих двух проблем: есть психологии многообразия, которые, подобно Блонделю¹, отказываются толковать структуры болезненного сознания в терминах нормальной психологии; и, наоборот, психологии аналитические или феноменологические, стремящиеся понять любое поведение душевнобольного как таковое, в значениях, предшествующих различению нормального и патологического. Аналогичное разделение наблюдается и в бурных дебатах психогенеза и органогенеза: поиск органической этиологии, начиная с открытия общего паралича вместе с его сифилитической этиологией², или анализ психологической причинности, начиная с исследования расстройств неопределенной органики, описанных в конце XIX века как истерический синдром.

Эти, порой предаваемые забвению, проблемы сегодня поднимаются снова, и останавливаться на тех дебатах, что они породили, было бы бесполезно. Но мы можем спросить себя: не возникают ли эти затруднения оттого, что мы наделяем одним и тем же смыслом понятия болезни, симптомов, этиологии в психической патологии и в патологии органической? Если так сложно определить психологические болезнь и здоровье, то не потому ли, что мы вновь и вновь тщетно стараемся использовать по отношению к ним понятия соматической медицины? Не появляются ли сложности в установлении единства органических нарушений и изменений личности постольку, поскольку мы признаем для них одну и ту же причинность? По ту сторону психической и органической патологии располагается общая и абстрактная патология, которая господствует над ними, навязывая им предрассудки, дефиниции и диктуя как сходные методы, так и сходные постулаты. Хотелось бы показать, что истоки психической патологии должны выводиться не путем спекуляции из некой «метапатологии», но лишь на основании рефлексии о самом человеке.