Пржевальский - [29]

Гуань очень скоро прислал и бумаги и проводника, но вместо назначенных за вещи 67 лан уплатил только 50, пообещав, что «остальные деньги отдаст при следующем свидании».

Пржевальский не захотел начинать новое препирательство. Он приказал сейчас же вьючить верблюдов, и, несмотря на поздний час, караван выступил из Дэнкоу в Ала-шань.

В дороге к ним присоединился один монгольский начальник, с которым Пржевальский подружился в Дэнкоу. Монгол рассказал, что, находясь у гуаня, сам слышал, как тот клялся отрубить Пржевальскому голову.

Может быть только самообладание и мужество Николая Михайловича спасли жизнь ему самому и его спутникам.

В АЛА-ШАНЕ

Ала-шанем называется южная, наиболее дикая и бесплодная часть Гоби.

На сотни километров раскинулись перед караваном экспедиции «голые сыпучие пески, всегда готовые задушить путника своим палящим жаром или засыпать песчаным ураганом».

Только кое-где щеткой торчал прямо из песка низкий, безлистный, твердый как камень, саксаул, или колючий сульхир. Изредка проносилась над песками птица пустыни холоджоро, или мелькала едва заметным пятном желто-серая, под цвет песка, чернохвостая антилопа — харасульта, которая может жить в безводной глубине пустынь, утоляя жажду соком сульхира. Да коршун изредка проносился над палаткой, надеясь поживиться остатками обеда.

Только у западных склонов Алашанского хребта лежит единственный в этом обширном пустынном крае город — Дынюаньин (ныне Яньяньфу).

Выйдя из Дэнкоу, Пржевальский и его спутники направились в Дынюаньин, куда прибыли 14 сентября.

Осмотрительный алашанский амбань[26], узнав о приближении иноземцев, послал трех чиновников, которые встретили их за целый переход от Дынюаньина. Монгольские чиновники спросили путешественников — кто они такие, куда и зачем едут?

Одним из первых вопросов было: «Не миссионеры ли вы?» Пржевальский ответил отрицательно. Тогда монголы пожали путешественникам руки и сказали, что если бы они оказались миссионерами, амбань не пустил бы их к себе в город.

«В числе причин, обусловивших успех нашего путешествия, — пишет по этому поводу Пржевальский, — на видном месте следует поставить то обстоятельство, что мы никому не навязывали религиозных воззрений».

Прибыв в Дынюаньин — небольшую крепость с глиняной стеной, Николай Михайлович и его спутники поселились в отведенной для них фанзе. Сыновья амбаня прислали им большие коробы арбузов, яблок и груш, а сам амбань — обед из множества блюд. Один из его приближенных, лама Сорджи, стал усердно навещать Пржевальского.

Алашанские знакомцы Пржевальского (слева — лама Сорджи). Рис. Роборовского.

Через несколько дней амбань пригласил путешественников к себе. Предварительно лама Сорджи осведомился у Николая Михайловича — будут ли русские приветствовать алашанского повелителя так, как это здесь принято, то есть падать перед ним на колени? Получив решительный отказ, Сорджи принялся уговаривать Пржевальского, чтобы на колени стал хотя бы один из казаков — бурят, но Николай Михайлович отказал и в этом.

Свидание происходило вечером. Фанза была хорошо обставлена, в ней даже висело большое европейское зеркало, купленное в Пекине, на столах горели в мельхиоровых подсвечниках стеариновые свечи. В дверях и в прихожей стояли сыновья и приближенные амбаня.

После обычных расспросов о здоровье и благополучии гостей амбань сказал, что с тех пор, как существует Ала-шань, здесь еще не бывало русских и что он очень рад их приезду. Он разрешил путешественникам охотиться в алашанских горах и подарил Пржевальскому и Пыльцову по лошади, а Николай Михайлович подарил ему карманные часы и барометр.

Но гостеприимство и щедрые подарки амбаня не помешали путешественнику оценить князька по достоинству. «Он взяточник и деспот самого первого разбора, — рассказывает Пржевальский. — Пустая прихоть, порыв страсти или гнева, словом — личная воля, заменяют всякие законы и тотчас же приводятся в исполнение, без малейшего возражения с чьей бы то ни было стороны… Запершись внутри своей фанзы, алашанский князь все время проводит в курении опиума».

На следующий день после приема у амбаня Николай Михайлович, Пыльцов и посланный с ними провожатый-монгол Мэрген-булыт отправились в горы. Тут была богатая охота на куку-яманов (так называются буровато-серые горные бараны).

Путешественники выходили на охоту едва лишь начинало светать. Солнце только показывалось из-за горизонта, когда они поднимались на гребень хребта.

Иногда путешественники проводили целых полдня, высматривая горных баранов, и все-таки не находили их. «Нужно иметь соколиное зрение, — писал Николай Михайлович, — чтобы отличить на большом расстоянии серую шкуру куку-ямана от такого же цвета камней».

Наконец, высмотрев зверя, охотники начинали подкрадываться к нему. Для этого не раз приходилось спускаться в почти отвесные пропасти, перепрыгивать через широкие трещины в скалах, лепиться по карнизам утесов. И вдруг все усилия оказывались напрасными. Их замечал другой куку-яман и свистом давал знать собрату об опасности, или оборвавшийся под ногами охотника камень предупреждал осторожного зверя, и он мгновенно скрывался. Но когда простреленный куку-яман падал на камень, Пржевальский мог порадоваться драгоценной для зоолога добыче.