Прыжок в ничто; Воздушный корабль; Земля горит; Когда погаснет свет - [36]

Амели заинтересовалась ремешками. Цандер начал объяснять их назначение. В это время Стормер поднял один стул, легкий как перышко, и сказал:

— На таких стульях могут сидеть разве только бесплотные духи!

Цандер извинился, что не успел предупредить пассажиров: мебель предназначена не для земного употребления.

— Не думаю, чтобы на небе я превратился в бесплотного духа, — возразил Стормер. — Что же, мы будем стоять всю дорогу и смотреть на эти игрушки?

— Не беспокойтесь, насидитесь еще и не сломаете ни одного стула.

— Для путешествия площадь достаточная, — продолжала осмотр леди Хинтон. — Ну и что же, каждый получит по такой каюте?

Цандер разочаровал ее. Это самое большое помещение в ракете, предназначенное для кают-компании. Отсек жилого помещения имеет тридцать два кубических метра, но половина его будет занята всякими грузами, горючим и прочим. Поэтому «чистой» жилой площади остается шестнадцать кубометров. Каюты, расположенные ближе к салону, имеют несколько больший размер — около двадцати кубических метров, к концам ракеты — меньше.

— Разумеется, надо занять ближайшие к кают-компании купе, — сказала леди Хинтон. — Увы, только купе! Это не океанский пароход, где каюты не уступают по размерам и убранству номерам лучших отелей. Будьте добры показать нам каюты!

Чтобы проникнуть в соседнюю каюту, пришлось вернуться к выходной внутренней двери и пройти очень узким коридором между прямой стенкой каюты и овальной — корпуса ракеты.

— Да, здесь не разойдешься! — ворчал Стормер, с трудом протискивая свое грузное тело.

Жилая каюта во всем напоминала первое помещение, но была меньше и имела всего одно окно.

— Бывает хуже, — утешил Стормер.

Все начали выбирать себе каюты. Стормер и тут хотел взять на себя роль распорядителя, но леди Хинтон дала ему решительный отпор. Довольно того, что она на Земле делала ему уступки и даже согласилась назвать его именем город.

Леди Хинтон решительно взялась за распределение кают.

— Пишите, — говорила леди Хинтон непререкаемым тоном. — Правая сторона от кают-компании: первая каюта — моя; вторая — Эллен; третья — лорда епископа; четвертая — Блоттона; затем идут три Текера — три каюты для них одних! — это слишком много. Одну каюту, быть может, я возьму от вас, доктор, вы не возражаете? — Прежде чем тот открыл рот, она продолжала: — Дальше — Мэри. Ну, вот и все мои.

Теперь пишите дальше, да не перепутайте, уж очень вы суетливы. Левая сторона: первая каюта — Стормер; далее — барон Маршаль; потом — Шнирер, его дочь ну и вы там дальше. Еще кто? Повар-китаец?

— Должен вас предупредить, — сказал Цандер, — что самая передняя каюта будет занята мною, так как там помещается капитанская рубка; две задние каюты в самом конце ракеты — Винклером и Фингером. Они будут следить за работой рулей. Таким образом, эти каюты я, как капитан, бронирую за экипажем.

— На эти каюты никто и не предъявляет претензий! — отвечала леди Хинтон. — Я полагаю, что ни у кого из нас, пассажиров, нет ни малейшего желания ползти по кротовой норе почти пятьдесят метров, чтобы добраться до кают-компании?

— Конечно! — сказал Цандер. — Мистер Пинч, занесите в протокол.

— У нас, значит, остаются еще три свободные каюты, предназначенные для Гохфеллера с женой и Ричардсона.

— Они заставляют себя ждать, — заметил Стормер.

— Пппоздно п-п-приходящим — кости! — процитировал Маршаль латинскую пословицу.

— Итак, сегодня вечером? — спросил Блоттон.

— Безотлагательно, приедут опоздавшие или не приедут — мы летим.

Все направились к выходу.

— А… а… а… может быть, вы фф-уступите мне свою каюту? Я ххком-пенсирую вас! — подойдя к Стормеру, спросил Маршаль.

— И не подумаю! — ответил тот с обычной грубостью. — Леди Хинтон распределила правильно. Вы тоньше меня, и вам легче пробираться по коридору.

— Ннно все-таки… ф-ф-у меня язва жжжелудка…

— А у меня ожирение сердца, склероз, подагра.

— Н-но… сто тысяч я предложил бы…

— Приберегите их для себя. Скоро, кажется, на Земле они будут стоить столько же, сколько и на небе.

Лицо барона побурело — он сердился. Маршаль что-то прошептал своими толстыми губами и отошел от Стормера.

Выходящих из ракеты у лесенки встретил озабоченный коммерческий директор. Он протянул только что полученную радиограмму.

«Три сорок утра Ричардсон покончил собой. Гохфел-лер передумал», — прочитал вслух Цандер.

Послышались соболезнования.

— Ричардсон и Гохфеллер поступили глупо, — сказал Стормер.

— Если нельзя больше бороться за сохранение капитала, то по крайней мере следует бороться за спасение жизни, — произнес Маршаль.

Это сообщение произвело на Маршаля и Стормера потрясающее впечатление. Им теперь еще сильнее казалось, что наступает их собственная смерть. Земля потеряна… Лететь, лететь как можно скорее!..

В семь часов тридцать минут вечера все собрались в ракете.

В каждой каюте уже стояли приготовленные гидростабилизаторы и лежали специальные костюмы.

Леди Хинтон запротестовала было, но Цандер заговорил с нею таким неожиданно повелительным тоном, что она опешила и позволила облачить себя в костюм и уложить в ящик с соленой водой. Ганс, Винклер и Цандер собственноручно «упаковали» всех пассажиров.