Прыжок - [12]

— А что он натворил на этот раз? — Она произнесла это бесстрастным тоном.

Донна испытала мгновенный приступ гнева, который, однако, тут же почти прошел. Маэв всем сердцем любила своих детей, но никогда не питала относительно них никаких иллюзий.

— Он ничего не сделал, Маэв.

Миссис Брунос отбросила пряди тонких седых волос от лица с видом побежденного, но не покоренного бойца.

— Тогда почему его арестовали?

Донна нашла в себе силы посмотреть в лицо пожилой женщине. Показала на лежавшую на столе газету и прошептала:

— Его обвиняют в том, что он стоит за всем этим.

Маэв несколько раз оторопело мигнула, потом глубоко вздохнула и тихо проговорила:

— Думаю, я пока не ухватила сути того, что ты говоришь, детка. За всем чем?

— За ограблением в Эссексе. За тем, вчерашним ограблением, во время которого убили охранника.

Маэв погрузилась глубже в кресло. Лицо побледнело разом и как бы наглухо закрылось, как молитвенник монашки.

— Он… Что?! — Рот Маэв раскрылся. Тонкая нить слюны свисала с верхней губы.

И тут в уши Донны ударил оглушительный, пронзительный вопль, который с каждой секундой становился все больше похож на вой. Донна обняла рукой плечи свекрови и прижала ее голову к своей груди. Она испытывала в душе некое подобие удовлетворения от того, что теплое тело Маэв сейчас прильнуло к ней, — рада, была что может хоть что-то делать. Вместо того чтобы просто ждать и ждать, понимая, что ничего не способна изменить в этой ситуации.

Донна услышала тяжелые шаги папаши Бруноса, поднимавшегося по лестнице, и спустя минуту передала бившуюся в истерике женщину с рук на руки ее мужу. Затем, прислонившись спиной к краю стола, Донна некоторое время неподвижно сидела и сухими глазами следила за стариками. Она больше не могла плакать. Потому что перенесенное потрясение совершенно измотало ее. Она вернулась к тому, что Джорджио называл «реальной жизнью».

Джорджио стоял на месте подсудимого в зале суда и слушал выдвигаемые против него поочередно обвинения. Их как раз теперь оглашали. Его синяк под глазом был хорошо заметен, равно как и сломанный палец и перепачканная одежда. Однако никто не удосужился обратить на это внимание. Похоже, этого даже не заметили. Он мрачно улыбнулся жене и молча помотал головой, отрицая этим жестом свою вину…

Его обвиняли в том, что он обеспечил преступников машинами, оружием и составил для них план. Обвиняли в участии в заговоре, явно вводя этим в заблуждение правосудие.

Адвокат Джорджио Генри Уоткинс встал и громко прокашлялся.

— Ваша честь, этот человек никогда раньше не нарушал закона. Он не повинен ни в каком преступлении, и я бы хотел предложить отпустить его под залог и собственное поручительство… Судья Блэтли перебил его:

— Надеюсь, вы припомните, мистер Уоткинс, что молодой человек погиб. Вашего клиента обвиняют в заговоре с целью убийства на том основании, что он якобы сказал преступникам, чтобы те стреляли на поражение. Я полагаю, вы читали эти заявления?

Генри Уоткинс кивнул и раскрыл было снова рот, чтобы что-то ответить, но его опять перебили.

— Значит, вы понимаете, что я не могу взять на себя ответственность и позволить этому человеку выйти отсюда под его собственное поручительство. Равно как и под чье-либо еще, если до этого дойдет дело. Я полагаю, вы читали о заговоре и знакомы с материалами по обвинению его в убийстве? — Блэтли какое-то время наблюдал, как лицо адвоката медленно заливается краской. А затем хладнокровно сказал: — Задержанного отвезут в тюрьму Челмсфорд. В освобождении под залог ему отказано.

— Что вы сказали?! — Джорджио вскочил со стула. Уоткинс попытался удержать его.

— Я ничего не делал! — закричал Джорджио. — Вы меня слышите?! Ничего! Это все подстроено, черт бы вас побрал! Я слышал истории получше в «Джекнори»!

Блэтли сверлил Джорджио взглядом поверх пенсне, пока двое полицейских офицеров усаживали того на место.

— Мистер Брунос, а вы не подумали, что вам и без того уже хватает проблем? Без того, чтобы обвинить вас в оскорблении суда?

Лицо Джорджио исказилось от гнева. Глядя на мужа, Донна почувствовала, как сердце ее будто бы падает вниз, к ногам.

— Да черт с вами — и с Лоутоном, и со всеми остальными! Я докажу, что я чист, вы увидите! Называете это британским правосудием, да? Трое людей видели меня на стоянке машин — три человека! Вы просто хотите взять меня под колпак. Я бизнесмен, я плачу налоги, и я дождусь, когда придет мой день! И со всеми вами разберусь! А когда вы будете платить мне компенсацию, то пожалеете, что когда-то услышали о Джорджио Бруносе…

Судья Блэтли молча прошелся по залу суда. После чего выдавил из своего перекошенного рта:

— У вас все, мистер Брунос?

Джорджио цепким взглядом обвел стоявших вокруг него людей, словно пытаясь запомнить их лица — запечатлеть, выжечь их образы у себя в мозгу…

— Да, я закончил.

Несколько мгновений судья всматривался в Джорджио, как будто он не верил собственным своим глазам, а затем безапелляционным тоном обронил:

— Уведите его.

Джимми Кросли отличался хорошим сложением и приятным, открытым лицом. Он производил именно то впечатление, которое точно соответствовало действительности; Джимми умело играл свою роль — роль мелкого злоумышленника, который мечтает о хороших деньках.