Прыжок кита - [16]

А дальше – просто судьба: из отпуска он вернулся прямо на заседание ЦК, где был освобождён от поста Первого секретаря, и сейф открывал уже вновь избранный секретарь, Леонид Ильич Брежнев. Он и прочитал письмо, где была одна фраза, которая решила всё: «Вы были правы, дорогой Никита Сергеевич, что нельзя доверять министрам». Письмо с жёсткой формулировкой «Разобраться с товарищами» было передано по принадлежности – министру Шохину, а также партийному руководству Ленинграда, которое давно подбирало ключи к Старосу.

Дальше всё пошло по накатанной дорожке. В декабре 1964 года была назначена Коллегия с единственным вопросом повестки дня — о работе КБ-2. Была назначена комиссия по проверке технической и хозяйственной деятельности руководства КБ-2. Накопали, как водится, кучу мелочей, но было и серьёзное нарушение, связанное с работами по программе создания первых микроэлектронных бортовых машин УМ-2: только шестой вариант машины оказался работоспособным и прошёл все испытания. Но вина была не в том, что пять машин оказались негодными – на них отрабатывались новые идеи и варианты. К моменту разбирательства машина под заводским номером шесть успешно прошла все испытания и была принята Государственной комиссией. На столе министра лежал акт госиспытаний со словами: «Первая. Оригинальная. Рекомендовать…» По привычке, эти важные слова Александр Иванович подчеркнул карандашом. Вина была в том, что пять неудачных машин не были своевременно оформлены к списанию и продолжали «висеть» на балансе КБ-2, ухудшая финансовые результаты работы коллектива.

Подготовку проекта своего доклада на заседании Коллегии Старос поручил Эрику и мне. Кроме того, содоклад готовил Виталий Вальков, который в то время был секретарём партийной организации ЛКБ, что делало особенно сложным выбор правильной позиции – естественное желание защитить своих шефов и весь коллектив, в котором он состоялся как инженер, с обязанностью признать общую ответственность руководства КБ и партийной организации, дать принципиальную оценку всему случившемуся. Другими словами, надо было посыпать голову пеплом и каяться. В целом настроение у всех было тяжёлым, но все были готовы биться до последнего.

На Коллегию Старос взял только Берга, Валькова и Фирдма- на, так как было ясно, что именно вопрос о Зеленограде является самым главным, и потеря этой хрустальной мечты стала неизбежной. Не было уверенности, что удастся сохранить своё положение в КБ-2, а может и просто сохранить эту организацию. Но бойцовский дух всё же не был утерян. Была готовность биться до конца. Ожидания оправдались, избиение было жестоким. Однако, когда страсти накалились до предела, когда все самые жестокие обвинения были провозглашены, а штатные палачи заняли места рядом с гильотиной, великий режиссёр Шокин неожиданно повернул ход Коллегии. Он привлёк внимание её членов к тому, что «несмотря на отмеченные ошибки, недостатки в работе, мы помним большой вклад, который внесли товарищи Старос и Берг в работу электронной промышленности, мы должны дать им возможность исправить свои ошибки». Коллегия решила отстранить Староса и Берга от участия в работах по созданию Центра и провести расширенный партийнохозяйственный актив в КБ-2.

Шохин выпорол непослушных, как мальчишек, но сохранил их для электронной промышленности и для себя, сохранил коллектив КБ-2 и его руководителей, он хорошо знал им цену, и ещё раз защитил нас всех от нападок партийного руководства Ленинграда, но эта защита была несоизмерима с той, которую имело КБ-2 в пору Хрущёва. Не меньшей бедой была для Староса потеря личного доверия со стороны Шохина.

Сразу после памятной Коллегии был проведён в огромном актовом зале НИИРЭ партийно-хозяйственный актив, где министерство представлял первый заместитель министра К. И. Михайлов. Партийное руководство Ленинграда тоже было представлено на высочайшем уровне. Все участники побоища не забывают этот день всеобщего унижения коллектива и его руководителей, у которых, конечно, хватало недоброжелателей внутри коллектива, но абсолютное большинство чтило их как людей и как выдающихся инженеров. Мы запомнили и переполненный зал, и истерические выступления гостей и властей. И огромный стол президиума, покрытый зелёной скатертью. И маленького Староса, которому даже не нашлось места за столом президиума – он сидел рядом на приставном стуле, поникший и сломленный.

Никто из всего коллектива не выступил с нападками на Староса. Были только выступления в его защиту. Резкие, порой возмущённые, они вызвали злобу у всех, кто приехал унизить Староса, особенно у представителей городских партийных инстанций. Я запомнил выступление одного из наших конструкторов, Миши Степанова, отставного флотского офицера, члена партии и человека со взрывным характером. Когда замминистра, ведущий актив, грубо прервал Степанова, тот вынул из кармана свой партийный билет и сказал тихо, но так, что услышал весь зал: «А вы, товарищ, на меня не кричите, ваш партийный билет не толще моего!» – и спокойно ушёл с трибуны.

Я тоже не выдержал, попросил слова и сказал всё, что думаю про мнимый ущерб, который нанёс стране коллектив и его руководители. На другой день Берг рассказал мне, что сразу после окончания актива инструкторы оборонного отдела Обкома КПСС потребовали моего исключения из партии как политически неграмотного человека. Я сказал Бергу, что положение слишком тяжёлое, может, надо пойти на такие жертвы, но сохранить главное – коллектив. Вот каков был его ответ: «Запомните, Марк Петрович, мы никогда не предадим верных нам людей». И я запомнил это на всю жизнь.