Прыжок через невозможное - [39]

Погода весь день была пасмурной, но к вечеру легкий морозец хорошо подсушил землю. Шуршали под ногами опавшие листья деревьев, хрустели тонкие пленки льда на лужицах в выбоинах асфальта. Анна любила эти первые заморозки поздней осени и с удовольствием глубоко вдыхала холодный воздух.

Сергей был задумчив, и они некоторое время шли молча. Сначала это даже нравилось Анне. Она то прислушивалась к шороху листвы под ногами, то с детским озорством давила хрупкие льдинки на лужицах и изо всех сил старалась согреть своей теплой рукой большую холодную руку Сергея. Однако вскоре молчание его начало тяготить Анну. Не выдержав, она спросила:

— Что это ты неразговорчивый такой сегодня, Сережа?

А Сергей по-прежнему молчал, будто и не расслышал ее вопроса. Никогда с ним не было такого. Обычно при встречах с нею он был весел, оживлен, рассказывал что-нибудь о своей работе, делился замыслами. Почему же он такой молчаливый сегодня?

И вдруг ее осенила догадка:

«Может быть, решится наконец?..»

И хотя сама она еще совсем недавно ждала этого разговора, почему-то теперь испугалась…

— Видишь ли, — проговорил наконец Сергей не очень твердым голосом, — я давно уже собирался тебе сказать…

Но тут он внезапно поскользнулся и чуть не упал. Анну развеселило это маленькое происшествие, и она рассмеялась так заразительно, что рассмешила и Сергея. Однако он тотчас же снова насупился и сказал тоном упрека:

— Разве с тобой поговоришь серьезно о чем-нибудь, кроме диспетчерской службы?

— А я что-то и не помню, чтобы ты когда-нибудь отважился на более серьезный разговор, — снова засмеялась Анна, умышленно употребив слово «отважился» и давая этим понять Сергею, что она догадывается, о чем может пойти этот «серьезный разговор».

Окончательно смутившийся Сергей тяжело вздохнул и снова замолчал, теперь уже надолго. Но это успокоило ее, так как «серьезный разговор» переносился на другой раз…

Привокзальная улица, по которой шли Сергей и Анна, была совершенно темной. Из замаскированных окон не проникало ни одного лучика света, и от этого создавалось впечатление глубокой ночи, хотя на самом деле не было еще и десяти часов вечера. Чтобы развеселить приунывшего Сергея, Анна хотела было рассказать ему какую-то смешную историю, но в это время они услышали далекий, все нарастающий шум авиационного мотора. А когда самолет был уже над их головами, Анна остановилась и, крепко сжав руку Сергея, спросила:

— Чей это, Сережа?

— Наш, по-моему, — ответил Сергей, всматриваясь в непроглядно-черное небо, будто в нем можно было увидеть что-то. — У фашистского тон другой, ниже гораздо и какой-то охающий. А ты чего, испугалась?

— Нет, мне не страшно, но неприятно как-то… — вздрогнув всем телом, ответила Анна. — Вот когда я на дежурстве — совсем другое дело. Там некогда думать об этом, если даже бомбят. Тогда только одна мысль: вывести поскорее эшелоны со станции, спасти военные грузы, санитарные поезда… В такие минуты всегда чувствуешь себя как в строю, из которого ни шагу нельзя ступить ни вправо, ни влево.

Помолчав, она вздохнула и спросила печально:

— Когда же все-таки война кончится, Сережа?

В эту минуту властный диспетчер, беспрекословно распоряжавшийся поездами на своем участке, показался Сергею маленькой девочкой, которой вдруг стало страшно. И ему захотелось сказать ей что-нибудь в утешение, но нужных слов не находилось…

— Война кончится, Аня, когда мы победим.

— Не блещешь ты красноречием, Сережа! — тихо засмеялась Анна. — Не верится даже, что лекции твои о тяжеловесных поездах таким успехом пользуются.

— А ты бы зашла сама да послушала, — обиделся Сергей.

— Для меня мой папа больший авторитет, чем я сама, — не без гордости за отца заявила Анна. — Ему они нравятся. Кстати, он очень просил меня сегодня затащить тебя к нам. У него к тебе какое-то серьезное дело.

Жизнь подсказывает Булавину решение

Майор Булавин был теперь занят одной мыслью: как скрыть от врага замысел советского командования. Не раз приходило на ум назойливое желание арестовать Гаевого, но это было линией наименьшего сопротивления, а Евгений Булавин по опыту знал, что она никогда не оказывалась надежной.

Долго ходил сегодня майор Булавин по станции, наблюдая за отправкой поездов. Мысли его были яснее, четче, когда он прохаживался по свежему воздуху, присматриваясь к слаженным действиям станционных рабочих. Особенно привлекали его осмотрщики. Молотками на длинных рукоятках постукивали они по ободам вагонных колес и стальным листам рессор, чутко прислушиваясь к звучанию металла. Работа их требовала тонкого, почти музыкального слуха, способного по тончайшим оттенкам вибрирующей стали угадывать неисправность наиболее уязвимых частей вагона — колес и рессорного подвешивания с его сложной системой пружин и балансиров.

«Вот кому может позавидовать даже настройщик роялей…» — с уважением подумал о них майор Булавин.

Постояв еще немного возле осмотрщиков, готовивших поезд к отправке, Евгений Андреевич задумчиво зашагал дальше по шпалам, пахнущим нефтью и креозотом, мимо длинных составов большегрузных вагонов и санитарных поездов. Раза два прошелся он мимо депо и уже собрался возвратиться назад, как вдруг услышал знакомый голос, окликнувший его.