Прыжок через невозможное - [10]

— Ну, знаешь ли, это ведь было чертовским риском с твоей стороны! — строго замечает Брагин.

— А что же тут рискованного, — удивляется Голиков, — когда у меня все досконально, секунда в секунду было рассчитано? Для чего же тогда мы тренировались столько времени? И потом, — добавляет он, помолчав немного, — без риска ведь ни одного смелого дела не делается.

ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ

1. Ночью на Гремучей

Старая, во многих местах прожженная, а под мышкой даже пробитая пулями шинель Голикова, которую он даже зимой не сменял бы ни на какую шубу, не греет его в эту летнюю ночь. Закаленное, худощавое тело ефрейтора то и дело сотрясается от дрожи, которую он не в силах унять.

Конечно, если бы можно было побегать по берегу или хотя бы крест-накрест похлопать руками по бокам, сразу бы заиграла кровь, но ему даже подняться нельзя во весь рост, хотя ни зги не видать вокруг, только тускло мерцают звезды в черном небе.

Сколько лежит он тут — два или все три часа? Судя по смещению тех немногих созвездий, которые видны ему отсюда, пожалуй, три. А на берегу по-прежнему все тихо, слышны только негромкие всплески воды. Странное все-таки название у этой реки — Гремучая. Когда-то, может быть, и гремела, а сейчас будто притаилась от кого-то. Залегла на дне ущелья и выдает себя лишь тихими, как затаенные вздохи, всплескам». И темень тут внизу такая, что и звезд на небе не увидишь, если только не задерешь головы высоко вверх — так сошлись крутые ее берега. Голиков ни разу не видел, чтобы днем кто-нибудь из немцев спускался к воде, а ночью, может быть, и отваживаются.

Уж очень тихо, не похоже, чтобы был кто-то на том берегу.

Не подает никаких сигналов и Зыбин. Он ушел в разведку вчера ночью и сегодня должен вернуться.

Первым, конечно, принял бы его сигнал старший сержант Брагин. Он ведь наверху, у обрыва, да и условились так. А уж Голикову старший сержант сам бы потом просигнализировал, чтобы плыл он на тот берег за Зыбиным на малой надувной.

А пока ефрейтор лежит на днище этой лодки, облокотясь об ее туго надутый резиновый борт. Весла он заранее всунул в уключины, сложив их крест-накрест.

Вдруг ухо его, привыкшее к монотонному плеску реки, улавливает чуть слышный шорох на берегу.

Ефрейтор вскидывает автомат.

— Спокойно, Голиков, — слышит он шепот Брагина. И как это ухитряется старший сержант ходить так бесшумно?

— Не замерз еще? — спрашивает Брагин, садясь на борт лодки. — Тут у тебя еще терпимо, а наверху ветерком прямо-таки насквозь пробирает.

— Но и тут тоже не Сочи, — мрачно отзывается Голиков, засовывая руки в рукава шинели. — А с Зыбиным как же? Не нравится мне, что он до сих пор не вернулся. Наверху остался кто-нибудь, в случае если он сигнал подаст?

— Сам капитан Кравченко. Приказал нам с тобой переправиться на тот берег и ждать Зыбина там. Спускай лодку.

Лодка лежит на песчаной отмели, и Голиков легко спускает ее на воду, удерживая за причальные стропы.

Брагин уже заносит ногу через борт, но в это время на немецком берегу раздаются сначала одиночные выстрелы, затем сразу несколько длинных автоматных очередей.

Взвиваются в небо ракеты, освещая часть реки и крутой скат нашего берега.

— Быстро назад! — командует старший сержант.

Вдвоем они выхватывают лодку из воды и оттаскивают ее в глубокую выемку берегового откоса. Торопливо прикрываются маскхалатами.

А вверху уже строчат пулеметы. Бухает несколько раз молчавшая всю ночь артиллерия.

— С чего бы это? — спрашивает Голиков. — Неужели из-за Зыбина такой переполох?

— Все может быть.

— Ну, а если ему удастся до берега добраться? На чем он тогда сюда? Может быть, как-нибудь прошмыгнем?

— Не видишь разве, какую иллюминацию запалили? — кивает Брагин, на небо, в котором висят уже две ракеты.

Лишь через четверть часа снова становится тихо. Гаснут и ракеты. Возле разведчиков теперь капитан Кравченко. Он помогает им дотащить лодку до реки и, когда они садятся в нее, сильно отталкивает от берега. Течение сразу же подхватывает ее, но Голиков уже на веслах. Брагин помогает ему саперной лопатой.

На немецком берегу разведчики проворно вытаскивают лодку из воды и прячут за камнями, прикрыв маскхалатом. Настороженно прислушиваются. Все тихо, только очень далеко, на правом фланге немецкого фронта, изредка постукивают пулеметы.

— Разойдемся в разные стороны, — шепчет Голикову Брагин. — Я влево, ты вправо, и не больше чем на двести — двести пятьдесят метров.

Старший сержант, хотя и считает это почти безнадежным, решает все же «прочесать» берег, на тот случай, если Зыбин лежит где-нибудь тут тяжело раненный, не имея сил подать условный сигнал.

Но едва они трогаются, как снова взвивается в небо ракета. Она висит теперь почти над самой серединой реки, равномерно освещая оба берега.

Разведчики бросаются на землю.

— Изучай свою сторону, Голиков, — шепчет Брагин. — Может, заметишь что-нибудь. А я за своей понаблюдаю.

Прищурив глаза, ефрейтор всматривается в очертания пойменной части берега, но видит лишь песчаную полосу у самой воды да легкую испарину, поднимающуюся над рекой. А когда ракета смещается на северо-восток, весь левый берег оказывается в такой густой тени, что вообще ничего уже нельзя рассмотреть.