Прыжок через быка - [52]

Я думаю, кстати сказать, что и мысль Ницше о «вечном возвращении» – это в конечном счете мысль о повторе, который делает мир книгой, складывает из льдинок слово «вечность». Вот как он пишет об этом в книге «Так говорил Заратустра»:

«Великий полдень – когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это есть путь к новому утру».

«Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землею, с этим орлом, с этой змеею – не к новой жизни, не к лучшей жизни, не к жизни, похожей на прежнюю:

– я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей,

– чтобы повторять слово о великом полдне земли и человека, чтобы опять возвещать людям о сверхчеловеке».

Чудо сквозит в самой нашей земной жизни – «в большом и малом». Тот, кто его примечает, становится сверхчеловеком.

Жерар де Нерваль в статье «Парадоксы и истина» пишет:

«Я не прошу у Бога менять что-нибудь в событиях, но изменить меня относительно вещей: даровать мне способность сотворить вселенную, которой бы я сам распоряжался, власть повелевать моей вечной грезой вместо того, чтобы ее претерпевать. И тогда я буду поистине Богом».

Не стоит пугаться этих слов. Это то же самое, что говорит Марк Аврелий. Для посвященного совпадает внутренний и внешний мир – это дает одновременно и покорность судьбе, и власть над ней. Человек, казалось бы, ничего не делает, только смотрит – и вдруг оказывается, что он творит. О таком «творящем созерцании» Новалис пишет в повести «Ученики в Саисе»:

«Мысль ведет человека назад, туда, где его исток, его изначальное назначение, созидательный взор (schaffende Betrachtung – творящее созерцание) в средоточии, сочетающем порождение и постижение в неразрывном, таинственном чередовании, когда истинное блаженство в том, чтобы мгновенно сотворить, зачать себя самого в сокровенном».

«Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин». Минуточку, не понял: нужно постичь слово – или породить его? Найти или создать? И то, и другое. «В неразрывном, таинственном чередовании». Именно так пишется стихотворение, именно так совершается истинно свободный (то есть творческий) поступок: «ты будешь сам себе господин». И Юрий Живаго бежит из лагеря партизан. И Петя из «Войны и мира» дирижирует миром, как фугой (и мир слушается его, входит в его фугу – всеми своими, казалось бы, столь разрозненными, случайными деталями). И командующий батареей капитан Тушин из того же романа, погрузившийся в собственный «фантастический мир», вдохновенно дирижирует боем (и невероятно успешно). Видимо, это джинн помогает осуществить «волю к власти», о которой размышлял Ницше.

А вот как ткут судьбу, соединяя свободу и необходимость «сиамские близнецы» Измаил и Квикег из романа Мелвилла:

«День был пасмурный и душный, матросы лениво слонялись по палубе или, перегнувшись через борт, бездумно следили за свинцовыми волнами. Мы с Квикегом мирно ткали мат для нашего вельбота. Так тихо было все кругом, в воздухе словно притаилось какое-то волшебство, какое-то обещание радости, и каждый примолкший матрос был словно невидим, растворившись в самом себе.

За тканьем мата я играл роль помощника или пажа при Квикеге. И в то время как я пропускал уток – марлинь между длинными прядями основы, пользуясь вместо челнока своей собственной рукою, а стоящий сбоку Квикег подсовывал время от времени между нитями свой тяжелый дубовый меч – бёрдо и, рассеянно вперившись в морскую даль, не глядя, не думая, подгонял вплотную поперечные волокна, над кораблем и над всем морем царила такая странная дремотная тишина, нарушаемая по временам лишь глухими ударами деревянного меча, что мне стало казаться, будто передо мною – Ткацкий Станок Времени, а сам я – только челнок, безвольно снующий взад и вперед и плетущий ткань Судьбы. Передо мной были натянуты нити основы, неподвижные, если не считать легкого, но неизменно возобновляющегося подрагивания, от которого поперечные нити плотнее переплетаются с ними. Основа, думал я, – это необходимость, и я своей собственной рукою пропускаю по ней свой собственный челнок и тку свою собственную судьбу на ее неподвижных нитях. А между тем капризно-равнодушное бёрдо Квикега толкает уток, иной раз сильно, иной раз слабо, иной раз криво, иной раз косо, как придется; и от этого заключительного толчка зависит, как будет выглядеть готовая ткань; этот меч дикаря, думал я, придающий окончательный вид работе утка по основе; это равнодушное, беззаботное бёрдо – это случай; да, да, случай, свобода воли и необходимость, ни в коей мере друг друга не исключающие, а переплетающиеся во взаимодействии. Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит изменить своего направления, и даже легкое подрагивание лишь придает им устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями необходимости и направляемый в своем движении сбоку свободной волей, так что он подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий».