Прыгнуть выше себя - [10]

— Розыск мальчика объявлен по телевидению и радио, по всем информационным каналам милиции. Делаем что можем. Но пока безрезультатно. Мальчик как в воду канул.

— Варид тоже очень беспокоится о нем. Мальчишка непоседливый. Увлекался путешествиями, начитался книг о капитанах дальнего плавания, китобоях, юнгах, пиратах. А технику любит — за уши не оттянешь. Лучшая награда — дать покопаться в колесиках и проводах. Любознательность может далеко завести…

11

— Это направление поиска считаю перспективным, — подчеркнуто официально говорит полковник Лазарчук и поощрительно кивает массивной квадратной головой, увенчанной ежиком седых волос.

По интонации Павел Ефимович улавливает, что беседа еще не закончена, главное — впереди. Он сидит по другую сторону стола, подавшись вперед, ожидая продолжения разговора. Полковник Лазарчук, в прошлом — один из опытнейших розыскников, возможно, что-то подскажет.

— Я сказал «это направление» и думаю, что на нем необходимо сосредоточить все усилия, не отвлекаясь.

Павел Ефимович понимает: полковник считает, будто он отвлекается. У Трофимова появляется неприятное подозрение. Чтобы поскорее рассеять его или подтвердить, спрашивает:

— А выяснение личности пострадавшего?

— Вы уже выяснили мотивации. Для следствия предостаточно. В конце концов не наше дело устанавливать до тонкостей, каким человеком был профессор Сукачев. Наверное, не лучше и не хуже других.

— Хуже многих.

Их взгляды встречаются. Трофимов не выдерживает и первым отводит взгляд, отмечая про себя, как не соответствует тяжелому подбородку полковника его маленький рот с яркими губами. «Что бы мы сейчас ни сказали друг другу, каждый останется на своей позиции, — думает он. — Почему же ты навязываешь мне иную линию поведения? Ты же достаточно знаешь меня: сломать — можно, согнуть — не удастся».

Полковник назидательно произносит:

— Каждый крупный ученый наживает множество врагов и недоброжелателей.

— Сукачев имел множество врагов, но не был крупным ученым. Я собрал факты многочисленных заимствований, плагиатов, часто он навязывался в соавторы подчиненным.

— Анатолий Петрович неоднократно отмечался премиями, орденами…

«Ты хочешь во что бы то ни стало придавить меня. Почему? Есть ли связь этой беседы с телефонным звонком Коржика из «Большого дома» или вы действуете порознь? Что объединяет вас? Только ли память о Сукачеве?»

Будто не расслышав или не придав значения тому, что полковник назвал убитого по имени-отчеству и как уважительно он его произнес, Трофимов уточняет:

— Награды незаслуженные.

Он видит, как багровеет шея полковника Лазарчука, как выпячивается подбородок, когда тот интересуется:

— У вас имеются материалы для частных определений? В чей адрес?

Трофимов называет несколько фамилий и ведомств.

— Не ошиблись?

И снова Павел Ефимович игнорирует тон полковника. Он думает: «Что бы ни случилось, я останусь собой и на этот раз. Нечего и пытаться изменить меня. Даже если бы я захотел — не смог бы перемениться. Мы все похожи на стрелы, и лук не в наших руках. А что в нашей воле? Вот Сукачев огородился со всех сторон высокими покровителями, небось считал, что защищен и застрахован надежно. Он защитил свои чины и звания, а вот главного — своей жизни — спасти не мог. Почему? Не сумел всего предвидеть или не в силах был предотвратить того, что надвигалось? От ответа на этот вопрос зависит дальнейшее направление поисков…»

Он отвечает:

— Это установит суд.

12

Любознательность завела Петю Шевелева на глухую окраинную улицу города. Сначала он ехал на троллейбусе до конечной остановки, потом шел пешочком с подскоком по указанному дружком маршруту, но озера с лебедями найти не сумел. С двух сторон узкой прямой улицы тянулись изукрашенные заборы, а за ними — одно- и двухэтажные дачи, выстроенные в весьма смешанных и неопределенных стилях конца двадцатого века. У Пети уже немеют ноги, а скверов и скамеек здесь нет, и в конце концов он усаживается на еще блестящую от рассветного выпота траву и начинает размышлять, не повернуть ли обратно.

В это время его накрывает тень, которую можно принять за тень Карабаса-Барабаса, ибо она обладает растрепанными волосами, всклокоченной бородой и огромными, толстыми ручищами, а переплетения теней от веток делают ее еще причудливей.

— Эй, малец! — окликает тень.

— Я не малец! — категорически отвечает Петя.

— Ясно, пожил — свет повидал, меж людей потерся. Ты чей?

— А ничей. Бездомный.

— Ясно, дом, стало быть, прогулял. Оно в картишки перекинуться не худо, а то и пошастать на слабоде. Летошный год ласковый, пургой-грозой не жмет. Абы было за что разгуляться. А ты бродяжничать скумекал? — с сомнением произносит тень.

— Я — путешественник. Сын знаменитого путешественника Миклухо-Маклая. Слышали о таком?

— Это совсем другое дело, сэр, — говорит, внезапно появляясь рядом с первой, вторая тень. — Как это мы сразу тебя не признали? Ты уж прости нас, брат.

Петя поднимает голову и видит в солнечных коронах двух мужчин. Один — толстый, бородатый, с красным носом и лохматыми иссиня-черными волосами, в цветной рубахе-распашонке и светлых, провисших на коленях брюках; другой — поджарый, волосы ежиком, узкий, сдавленный лоб, безгубый рот. На щеке, поближе к виску, шевелится, как мохнатая гусеница, темная родинка.