Прыгай, Филька! - [21]

Старик жалобно скулил, пытаясь прикрыться руками, но Жулька била и била его, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть, месяцами, капля по капле, нараставшую к крысятнику Вась-Вась.

Затем бомжиха открыла водку, раздела Рахима и старательно растерла его паленкой, заставив залпом выпить полстакана.

— Не сблюй, только не сблюй, Рахимушка! — уговаривала несчастного больного сожительница, ласково поглаживая его по голове. Таджик дергался, хрипел, но к счастью сдержал позывы рвоты. Минут через пять он успокоился и мерно задышал. Уснул.

Пока Жулька растирала Рахима, Вась-Вась, прихватив вторую бутылку, отполз в сторону и теперь жадно глотал из горлышка водку, всхлипывая от боли и унижения…

*********

Утром Рахиму стало получше. Жулька напоила его чаем из каких-то трав и накормила хлебом. Фильке тоже налили в банку горячей воды, размочив в ней кусок краюшки. Поев, кошка покорно поплелась в свой угол. На этот раз она даже не пыталась выскочить за дверь. Фильку охватило полное безразличие. "Наверное я скоро умру, — подумала она. — Может меня и в землю закапывать не будут. Отнесут за полянку и бросят в кусты. И никто никогда не узнает, как погибла красивая черная кошка Филька из тихого подмосковного города физиков. Эх, увидел бы меня сейчас Кузя — наверняка бы не узнал…"

Жулька и Вась-Вась по одиночке ушли в город. Бомжиха, потная и воняющая, но радостная, прибежала обратно в обед, сжимая в грязных, давно немытых руках пакет с едой.

— Живем, Рахимка! — с порога закричала она. — Смотри, лимон! Настоящий лимон! Для тебя выпросила! Есть, есть еще добрые люди на Руси, дай Бог им крепкого здоровья! И аспирин! И аспирином разжилась! Живе-о-ом!

Жулька сварила куриные головы, сделала Рахиму чаю с лимоном и заставила его сразу же выпить две таблетки аспирина. Благодарный Рахим лежал без сил и с любовью смотрел на заботливую женщину.

— Слышь, Жулька, — хрипло прошептал больной. — Слышишь? Выздоровею, возьму тебя второй женой. Уедем в Ош, хочешь?

Бомжиха настолько изумилась и смутилась, что ничего не смогла ответить. Она только махнула рукой, отошла в сторону, отвернулась и плечи ее затряслись.

— Слышь, Жулька, — продолжал тихо Рахим. — Не плачь! Ну пожалуйста! А то я сам сейчас заплачу. Все! Если поправлюсь, начнем копить деньги и я тебя отсюда увезу. И зубы вставим. Я заработаю на них, обещаю…

Не ответив, женщина в слезах выскочила из бункера. Наплакавшись, минут через пять она вернулась и принялась укутывать Рахима ветошью.

— Потей, потей Рахимушка! Выздоравливай! — приговаривала она и снова нежно гладила таджика по голове…

Вечером на рогах приперся Вась-Вась. Шатаясь, с виноватым видом, он тихо подошел к постели Рахима и выудил из глубоких карманов пальто белую булку, бутылку водки и…пакет молока!

Это было настолько невероятно — молоко и Вась-Вась — что ни Рахим, ни Жулька не нашлись, что сказать. Жулька согрела молоко и напоила им Рахима, а водку они братски поделили на двоих с Вась-Васем.

К счастью, дожди кончились и набирающее силу летнее солнце быстро подсушило землю…

*********

И снова денег не было ни копейки.

Рахим поправлялся, но наружу пока не выходил — не пускала заботливая Жулька. Бомжиха заметно похудела и в глазах ее Филька время от времени замечала какой-то странный, затаенный блеск надежды, быстро сменявшийся страхом.

"А ведь она его любит! — вдруг поняла Филька. — Неужели она и вправду думает, что Рахим возьмет ее в жены? Ей же 53 года! Старуха! А если все-таки…возьмет? Может они тогда и меня отпустят? Не верю, чтобы Рахим и Жулька оставили меня этому спившемуся гаду в утешение! Не верю? Или оставят?"

Однако все получилось совсем не так, как рассчитывали и надеялись Жулька и Филька. И тучи уже сгустились над затерянным в дмитровских лесах бункером бомжей…

*********

… Весь день не везло. Подавали мало и к трем часам Вась-Вась удалось выпить лишь два стаканчика "паленки". Окурков набралось много, но разве будешь сыт окурками? А душевная жажда? Старый бомж с ужасом думал о вечере, который предстоит провести "всухую".

— Василий? Морозов! Василий Васильич! Неужели ты? — от громкого, уверенного в себе голоса незнакомца Вась-Вась дернулся и чуть не обделался со страху. Как давно никто не называл его по имени-отчеству!

Бомж испуганно поднял голову. Перед ним стоял крепкий пожилой мужчина в отлично сшитом костюме. Мент?

— Да Савенко я, Иван Михалыч! Не помнишь? Бригадир твой по цеху!

Конечно Вась-Вась тут же понял, кто перед ним. И ему стало так стыдно, как не бывало уже много лет, еще с той, далекой советской жизни…

Бригадир Михалыч был тем, кого с уважением принято называть "железный человек". Со своих он спрашивал строго — держал в ежовых рукавицах, заставлял вкалывать на пределе возможностей, придирался к любому браку, беспощадно ругал, а наедине мог без шуток заехать провинившемуся в морду, дабы тот раз и навсегда усвоил, что подводить ни начальника, ни товарищей нельзя.

Но ни одному рабочему бригады и в голову не приходило пожаловаться на Михалыча, потому что благодаря ему цех всегда перевыполнял план и был на хорошем счету у начальства. Каждый квартал приносил рабочим щедрые премии, талоны на дефицитные товары, почетные грамоты, благодарности в приказе. Михалыча почитали за отца родного — к нему обращались за советом, помощью, просили быть арбитром в семейных ссорах. Михалыч мог отмазать сорвавшегося и ушедшего в запой, но если такое случалось — бригадир жестко, при помощи врачей или милиции в кратчайшие сроки приводил провинившегося в себя и ставил перед дилеммой: работа, хороший доход и уважение — или волчий билет, психушка и, возможно, лагеря? В советские времена путь от номерного завода до тюрьмы был исключительно коротким, чему всячески способствовал Особый отдел, поэтому падшие почти всегда сразу же принимали правильное решение — текучество в бригаде Михалыча почти равнялось нулю…