Прямой эфир: В кадре и за кадром - [5]

известной журналистки Юлии Латыниной) уточнил: — Ниночка, вы имеете в виду печатные листы

или листы, напечатанные на машинке?

Я понятия не имела, что такое «печатный лист», и только по приезде в Москву узнала, что это 24 обыч-

ные страницы машинописного текста. Было от чего

удивиться! Далее все было как во сне: я надела са-

мый красивый мамин трикотажный костюм, сделала

прическу, села на поезд, приехала, попала под дождь, долго искала здание «Литературки» на Цветном буль-

варе, нашла, сообщила каждому встречному о том, НИНА ЗВЕРЕВА 20

что у меня в сумке настоящие письма Блока, после

чего одним из сотрудников редакции была отконво-

ирована в кабинет Аллы Николаевны.

Он привел меня и сказал:

— Алла, тут к тебе приехала милая девушка

из провинции.

Улыбнулся — и скрылся.

Алла Латынина напоила меня чаем и даже хоте-

ла накормить, но у меня именно в этот день начал-

ся страшный токсикоз — я была беременна первым

ребенком, поэтому с испугом отказывалась от еды.

Мне казался сумасшедшим тот мир, в который

я попала, — у Аллы Николаевны в кабинете сидела

подруга и ныла о том, что за ней ухаживает Евгений

Евтушенко, но он ей так надоел, так надоел… Я знала

все стихи Евтушенко наизусть и готова была бежать

на его концерт на край земли. Фифа в кабинете раз-

била мои иллюзии в один миг, почему-то я ей сразу

поверила. В зеркале я видела свое отражение — мо-

края курица в костюме с чужого плеча, да еще и с ток-

сикозом.

Но уже на следующее утро мир стал другим —Алла Латынина мудро руководила моими поездками

по Москве, я познакомилась с Андреем Турковым, побывала в архиве, где нашлись письма Зои Звере-

вой к Блоку, и переписка, как говорят, воссоедини-

лась.

Я уже бегом пересекала Цветной бульвар и на-

слаждалась общением с сотрудниками легендарной

«Литературки», они тоже меня приняли в качестве

«дочери полка» и, кажется, давно догадались, почему

я пролетала мимо буфета на шестом этаже с видом

ПРЯМОЙ ЭФИР 21

мученицы. Когда материал был готов, Алла Латыни-

на спросила меня, на какой гонорар я рассчитываю.

Мысль о том, что мне еще и заплатят за такую неверо-

ятную поездку, меня потрясла. Я что-то промямлила

и стала ждать выхода газеты.

Моя статья занимала целый разворот, на котором

были фотографии Зои Владимировны, и Александ-

ра Блока и даже вступление от имени «Архива ЛГ», в котором Алла Латынина рассказывала об истории

находки и немного обо мне как о новом авторе.

Самым интересным в переписке поэта и бестужев-

ки был тот факт, что Блок помогал через Зою Звере-

ву политическим заключенным. Не менее важным

оказалось подробное описание трагических событий, связанных со смертью младенца, которого родила

Любовь Дмитриевна Менделеева. Блок признал это-

го ребенка, но судьба распорядилась иначе: он сам

похоронил этого мальчика через тринадцать дней

после рождения.

Помните его: «Когда под заступом холодным…»

Это стихотворение было написано в тот же день, когда Блок написал Зверевой подряд несколько пи-

сем. Считалось, что он никому не писал в это тяже-

лое время. Оказалось, ей он доверял по-настоящему.

Он даже на своей визитке написал: «Уважаемая Зоя

Владимировна! Я не застал Вас сейчас, и очень жа-

лею об этом, потому что есть вещи, которые я могу

рассказать только Вам…» Блоковеды, с которыми

я познакомилась в Москве и в Питере (туда я езди-

ла на встречу с Владимиром Орловым), в один го-

лос уверяли меня, что эта дружба — единственная

в своем роде, так как у Блока было много любовниц, НИНА ЗВЕРЕВА 22

а вот женщины-друга в его жизни не было. Оказа-

лось, была такая женщина. Ай да двоюродная моя

бабушка!

Публикация, да еще такая объемная, сделала меня

абсолютно счастливой. Но самое главное случилось

через три дня — мне позвонил Владимир Близне-

цов из редакции «Факел» Горьковского телевидения

и пригласил рассказать о находке в прямом эфире.

Я слушала голос, знакомый с детства, и не знала, что сказать. К тому же мой животик уже округлился, и я стеснялась показаться в эфире в таком виде.

Но Близнецов настаивал, и я пошла на студию.

Пропуск был заказан, меня ждали. В редакции, как и всегда, было полно людей, все суетились, раз-

говаривали одновременно. Но когда я вошла, насту-

пило молчание, и вдруг Мараш тихо спросил: — Нинка?

И уже более уверенно:

— Ты — Нинка Зверева?

Я только кивнула. Далее все хором говорили о том, что я должна написать сценарий сама, что я должна

проявить свою телевизионную детскую закалку, меня

щупали, спрашивали о муже, о родителях, об учебе.

Потом, насытившись, все вернулись к своим делам, а мудрый Близнецов стал заново учить меня телеви-

зионной науке.

В прямом эфире вместо положенных 15 минут

я проговорила целых 45 минут, то есть заняла все

эфирное время, два других сюжета пришлось снять

с эфира.

Но это был настоящий успех. После эфира ко мне

подошли операторы, звукорежиссер и его ассистенты, ПРЯМОЙ ЭФИР 23

технические работники. Все поздравляли, хвалили, говорили, что у меня особый дар телеведущей.

Я с трепетом ждала, когда с высокого пульта в сту-

дию спустятся Близнецов и Шабарова — мои телеви-

зионные «родители». Они не были так эмоциональ-

ны, пожурили меня за многословность, и все же про-

изнесли заветные слова: