Прямая линия - [3]

Я выскочил из засады. Они теперь с увлечением говорили о двух шикарных машинах, стоящих у входа. «Вельможи какие-то. В парк прикатили!» — раздраженно отметил я.

Я сорвал им бумажный фонарик и, играя в игру, сказал:

— Посмотрите, вечер какой! Красота!

— Да-а… — неожиданно вздохнули они обе сразу. Вечер был хорош, тут они не могли не согласиться.

Слишком хорош. Деревья, облитые теплой ржавостью фонарей, были как подожженные. Я вдруг понял, что мне нельзя чувствовать этот вечер и эти деревья. Я даже испугался: еще немного, и я не сумею выдавить из себя ни слова. Онемею, как Костя. Я бросился в атаку:

— Поедемте как-нибудь в университет на вечер. Не бывали там? Ну-у?.. В любой день!.. Честное слово, мой друг — замечательный парень. Или вот что: приезжайте к нам домой. У меня завтра день рождения — потанцуем вволю. А музыка чудо!..

Адель сделала подозрительную гримаску:

— День рождения?.. Вы бы что-нибудь еще придумали. Посвежее.

— А если день рождения! — возмутился я, лихорадочно припоминая, какое же завтра число. — …Но у нас и еще праздник, — заспешил я. — Еще один праздник. Товарищ купил машину… Обмывать будем. Не такая, конечно, шикарная. — Я махнул рукой в сторону стоящих у входа машин.

— Костя? — спросила Адель.

— Нет, другой товарищ. Третий… — Я струсил непонятно отчего: уж врать так врать.

— Не понима-а-ю, — сказала нараспев черненькая Света. — Нам еще одну девочку приглашать? Или как?.. Может быть, весь класс пригласить?

И они захихикали.

— Нет-нет. Нас только трое… — кляня себя, заговорил я. — И у него, третьего, своя девочка… то есть не своя, но… в общем, третья уже приглашена, — кое-как вывернулся я.

На мгновение, как бы последний раз взывая ко мне, фонари погасли, и снова вспыхнул свет, вспыхнули сгустками застывшего пламени деревья. Но я уже привык не смотреть на них.

4

— Понимаешь, в чем дело, — заговорил Костя, когда я к нему подошел. — Нам не везет, и это закономерно. Я отыскал причину. Я довел мысль до конца. — Костя говорил неторопливо, с большим весом в словах. И все так же опирался о колонну, будто это величественное сооружение помогало ему величественно думать. — Нам не везет, потому что мы хватаемся за самое лучшее. Почему я выбрал эту девушку? Смешно так спрашивать, и все же почему? А скажи, почему ты в начале года влюбился в Эмму? Почему именно в Эмму? Разве не было других?

— Уж и влюбился, — быстро ответил я. Он взял у меня сигарету:

— Разве нет? Я бы на твоем месте не говорил так пренебрежительно. Пусть это была неудача… Так как же?.. Почему именно Эмма?

— Ну не Зорич же. И не Худякова. Они же бабушки, Костя.

— Понятно. А почему не из другой лаборатории? Почему именно эта великолепнейшая женщина?

— Ты же говорил, что она тебя не возбуждает.

Костя фыркнул: что, дескать, толковать с человеком, который только и делает, что увиливает от вопроса.

— Все оттого, что есть в человеке качество: убить зверя — так льва! И качество это, Володя, нужно развивать. Будет не везти, будут ошибки, неудача за неудачей, зато уж побед своих мы будем достойны.

— Понимаю…

— Судя по улыбочке твоей, не понимаешь. Но ты поймешь. Убить зверя — так льва. Нет хуже того, как вдруг осознать, что твоя победа унижает тебя… А эти девушки, — он вновь фыркнул, — они лишнее подтверждение.

— Эти две тебе понравились? — спросил я как можно небрежнее.

— Еще бы! — Он смело и насмешливо смотрел на меня, давая понять, что он не из тех, кто скрывает свои поражения.

— Ну так завтра они будут у меня в гостях. Вечером… Приходи, если хочешь. Вот их телефон.

Он смолк. Миг, и с изречениями было кончено. Все спряталось, и на лице осталось лишь то холодноватое выражение, за которое девочки нашего курса прозвали его в университете «сын князя». Он ровно секунду был поражен.

Он переспросил уже небрежно и шутливо:

— И ты не поступился гордостью? Для меня это важно.

— Нет! Нет! Честное слово! — врал я, и сиял, и был счастлив оттого, что чем-то помог нам обоим и что вечер сегодня как-никак с удачей.

Танцы кончались. Мелодия вздыхала и долго, расслабленно сходила на нет. Мы все стояли у белой колонны, смотрели на оркестр. Музыканты на своем возвышении дули из последних сил. Сидели, распрямив спины, закрыв усталые глаза, как увековеченные египетские фараоны. Мелодия все вздыхала. Утомленные поиском, склонившись друг к другу, люди плыли в волнах музыки.

Глава вторая

1

То, чем занималась наша маленькая лаборатория, требует пояснения. С одной стороны, это была научная работа: задача два или, скажем, задача три по теме один — так они назывались. Задачи эти возникали из опытов, проведенных где-то далеко от нас: из этого опыта кем-то уже было очищено, отшелушено все, кроме математической проблематики, поэтому никакой секретности задачи не представляли. Когда задача у нас была решена, результаты отсылались в научный центр, где задачу вновь и уже непосредственно связывали с опытом, из которого она и возникла; там задача уже называлась по-другому, и касательства к ней мы уже не имели. Мы — это наша лаборатория… Как всегда, вел одну тему Г. Б., наш нач-лаб, и вел другую старик Неслезкин, его зам. Все остальные, кроме нас с Костей, были прикреплены к этой или другой теме, к той или другой задаче.