Прутский Декамерон - [53]

Девушка, непроизвольно дернувшись, выпрямилась, и Кондрат начал громко озвучивать пункты, загибая при этом пальцы на руке:

– Разбитая магнитола – раз!

Я молча кивнул, и даже Елена согласно качнула головой.

– Утюг, увы, тоже не работает – два!

– Меня, малолетку, соблазнила и растлила – три!

– Компанию испортила – четыре!

– Мама, между прочим, просила, чтобы все было прилично, а вышло, как мы видим, с точностью наоборот, – он досадливо махнул рукой и загнул большой палец, – пять!

– Далее, – сказал он, меняя руку, – хороших ребят ни за что хотела отправить в тюрьму – шесть!

– Подосрала подруге и испортила ей кайф – семь!

У Ирины от этого перечня подогнулись коленки, и она, чтобы не упасть, оперлась на стол обеими ладонями.

Я уже стал беспокоиться, что у Кондрата для обвинения не хватит на руках пальцев, но он как раз остановился в счете, решив видимо, что вышеперечисленного будет вполне достаточно.

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Я требую, ваша честь, наказать эту дамочку по всей строгости законов нашего сообщества.

– Встать, обвиняемая! – гаркнул он, сурово взглянув на Ирину, и та, с трудом выпрямившись, поглядела на него измученными заплаканными глазами. – Сейчас будет оглашен вердикт судьи.

Я опять прокашлялся и поправил на трусах резинку:

– На основании вышеизложенного, принимая во внимание вполне зрелый возраст обвиняемой, а также ее вредность для окружающих (я повысил голос), но, в то же время, учитывая смягчающие обстоятельства, так как у нее, насколько нам известно, такое произошло впервые, и давая Ирине возможность исправиться, я приговариваю обвиняемую к самому легкому наказанию на основании статьи кодекса нашего тайного сексуального сообщества Первая, она же последняя прим, которая гласит:

– Семь бед – один минет, – одновременно, в унисон с «прокурором» проговорил я.

Елена, напряженно и внимательно вслушивавшаяся до сих пор в каждое произносимое слово, услышав приговор, почему-то облегченно вздохнула.

– Это и есть приговор, – строго поглядев на нее, проговорил я.

– Он, как вы понимаете, окончательный, и обжалованию не подлежит. В ближайшие полчаса приговор должен быть приведен в исполнение. Исполняет сама обвиняемая, прокурор ответственен за исполнение приговора. Все. Суд объявляется закрытым. А теперь – всем встать и… к едрени мать.

– Слушаюсь, ваша честь, – торжественно произнес Кондрат. – И добавил, видя, что приободрившаяся Ленка уже готова ради подруги пойти на любые жертвы: – Приговор исполняет подсудимая, в результате чего судимость с нее снимается.

Послесловие:

Через два дня вечером, приняв у напарника смену, я трудился у себя в баре за стойкой. Неожиданно среди вновь вошедших клиентов я увидел перед собой уже знакомых мне двух девушек, одна из которых была одета в джинсовое платье-комбинезон. Девушки подошли, приблизившись с той стороны стойки, где у меня была невысокая дверца, перекрываемая барьером.

Невольно улыбнувшись, я шагнул им навстречу, и Ленка, блестя глазками, быстро перегнувшись через барьер, поцеловала меня в щеку.

– Савва, я ужасно соскучилась, – сказала она, улыбаясь. – Мы специально поднялись в ресторан, чтобы увидеть Кондрата, а он сказал нам, где тебя можно найти. – И добавила, оглядываясь по сторонам: – А ты неплохо здесь смотришься, мой милый «массовик-затейник».

– Ну, с тобой все понятно, – сказал я и повернулся к Ирине. – А ты что скажешь?

И, в эту секунду что-то влажное ткнулось в мою шею, и Ирина пролепетала застенчиво:

– Если вы не против, Савва, мы хотели бы с Леной сегодня прийти.

1980 г.

«Букет моей бабушки».

Пиво 0,5 литра.

Шампанское 0,5 литра.

Коньяк 2–3 ст. ложки.

Разлить в высокие узкие бокалы, подавать со льдом.

Новелла десятая. Волшебный пар

Живи, покуда жив. Среди потопа,

которому вот-вот наступит срок,

поверь – наверняка мелькнет и жопа,

которую напрасно ты берег.

И.Губерман

1

Пошел уже второй день, как я чувствовал общее недомогание, вдобавок с утра в теле появилась какая-то нездоровая легкость, слабость и томление в организме, – эти были знакомые мне симптомы: так было всегда, когда я простужался и заболевал.

Была суббота, банный день, и Саша, мой напарник, попросил прийти, помочь ему в баре, после чего, мол, мы поедем в спортшколу – париться. Я сунул подмышку градусник, вынул – так и есть, температура 39.8 – несомненно, зацепил грипп, надо бы остаться дома, попить таблеток, отлежаться, но я встал и пошел – в надежде, что парная за один вечер поможет мне избавиться от простуды, как бывало уже не раз прежде, таблетками же можно было лечиться целую неделю, а такой роскоши я себе позволить не мог.

От дома до ресторана я добрался благополучно, словно на автопилоте, хотя и чувствовал себя прескверно, а вот помогать Саше за стойкой уже не мог – ко всем предыдущим ощущениям добавилась неприятная одышка. Остаток сил я использовал на то, чтобы забраться на высокий стульчик-пуфик напротив кофеварки в закутке, образованном углом стойки, окном и колонной, забиться в этот почти изолированный от всего остального мира уголок, чтобы никого не видеть и, по возможности, не слышать.

Саша работал: варганил коктейли, наливал стопарики-полтинники коньяка и водки, шутил с клиентами, получал деньги, масляно улыбался девушкам; Сонечка-официантка, порхая по залу, собирала посуду, которую сносила затем в подсобку; а я безучастно, словно сквозь пелену тумана, следил за их действиями, и пил чашку за чашкой крепкий, горячий, ароматный кофе по-восточному без сахара – мне хотелось надеяться, что он облегчает мое болезненное состояние.