Пруст и кальмар. Нейробиология чтения - [13]
Следовательно, даже для маленьких токенов символизация использует и расширяет две из самых важных характеристик человеческого мозга: способность к специализации и установлению новых связей между ассоциативными зонами. Одним из главных отличий мозга человека от мозга всех остальных приматов является размер части мозга, занятой этими ассоциативными долями. Области, необходимые для чтения символов, отвечают за более сложную сенсорную обработку и за создание ментальных репрезентаций информации для последующего использования (задумайтесь над словом репрезентации: приставка ре- имеет значение «повторное действие») [10]. Эта способность создавать репрезентации жизненно важна для использования символов и для большей части нашей интеллектуальной жизни. Она помогает человеку запоминать и отыскивать сохраненные репрезентации самых разных типов, от зрительных образов, например следов хищников, до звуковых сигналов, например слов или рычания тигра. Более того, эта возможность репрезентации подготавливает почву для того, чтобы эволюционно наша способность к распознаванию моделей информации во всем, что нас окружает, стала практически непроизвольной. Все это дает нам возможность стать специалистами по идентификации различной сенсорной информации – как следов мохнатых мамонтов, так и токенов для обозначения коз. Все это – части единого целого.
Чтение символов требовало от наших предков чего-то большего, чем просто зрительной специализации. Решающее значение имела связь зрительных репрезентаций с лингвистической и концептуальной информацией. Норман Гешвинд, выдающийся невролог-бихевиорист, назвал область ангулярной извилины, расположенной в месте соединения трех задних долей мозга, «ассоциативной областью ассоциативных областей» [11]. Она имеет идеальное расположение для связывания различных видов сенсорной информации. Французский невролог XIX века Жозеф-Жюль Дежерин обнаружил, что повреждение зоны ангулярной извилины приводит к утрате способности читать и писать [12]. В наши дни нейробиологи Джон Габриэли и Рассел Полдрак вместе со своими группами в Массачусетском технологическом институте и Калифорнийском университете в Лос-Анжелесе в ходе исследований методом нейровизуализации обнаружили, что пути к зоне ангулярной извилины и от нее интенсивно активируются в процессе становления навыка чтения [13].
Рис. 2.3. Первый мозг, умеющий читать токены
На основании работ Рейчла, Полдрака и Габриэли мы можем заключить, что вероятным физиологическим базисом первоначального чтения токенов у наших предков была небольшая новая нейронная сеть, связывающая зону ангулярной извилины с несколькими расположенными по соседству зрительными областями и, если Деан не ошибался, несколькими теменными областями, ответственными за способность к количественному мышлению, а также затылочно-височными зонами, ответственными за распознавание объектов (то есть полем 37) (см. рис. 2.3). Новая форма связности, пусть и рудиментарная, возникла с использованием токенов, а вместе с ней состоялся первый когнитивный прорыв человеческого вида на пути к чтению. Обучая следующие поколения использованию постоянно увеличивающегося набора символов, наши предки, по существу, передавали знания о способности мозга к адаптации и изменениям. Наш мозг готовил себя к чтению.
Вы заметили, как живописна буква Y и насколько многочисленны ее значения? Дерево – это Y, пересечение двух дорог – это тоже Y, две сливающиеся реки, голова осла и голова быка, бокал с ножкой, лилия на стебле и нищий, воздевающий руки, – все это Y. Эти наблюдения можно распространить на все, что составляет элементы разных букв, придуманных человеком [14].
Виктор Гюго
К концу 4-го тысячелетия до нашей эры произошел второй прорыв: отдельные шумерские записи превратились в систему клинописи, а египетские символы стали системой иероглифов [15]. Ученые все больше спорят о том, были ли шумеры и египтяне изобретателями письменности, но нет сомнения, что шумеры изобрели одну из первых и самых почитаемых систем письма, влияние которой продолжилось в замечательной ассиро-вавилонской системе, использовавшейся по всей Месопотамии [16]. Слово клинопись происходит от латинского cuneus, что означает «гвоздь», то есть само слово описывает клиновидную форму шрифта. Используя заостренный стебель тростника, наши предки создали шрифт, который для неопытного глаза выглядит как следы птичьих лапок (см. рис. 2.4).
Рис. 2.4. Примеры клинописи
Открытие этих странноватых символов произошло сравнительно недавно и свидетельствует о том, на какие жертвы порой готовы идти отважные лингвисты, чтобы понять, как появился язык. Современные исследователи любят рассказывать о том, как в XIX веке ученый и военнослужащий Генри Роулинсон рисковал жизнью, чтобы исследовать древние письмена на территории современного Ирана. Роулинсон свисал на веревке с высоты почти сто метров и копировал первые шумерские надписи, вырезанные на поверхности отвесной скалы [17].
К счастью, 5000 сохранившихся до наших дней шумерских табличек значительно более доступны для изучения. Их находили в шумерских дворцах, храмах и складах, так как эти письмена были первоначально изобретены и использовались в первую очередь для ведения дел и учета. У самих древних обитателей дельты Тигра и Евфрата было намного более романтическое представление о том, как возникло их письмо. В одном эпическом произведении посланник от владыки Кулаба прибыл в отдаленное царство настолько усталым, что был не в состоянии передать важное устное сообщение. Чтобы обезопасить себя в подобном случае, царь Кулаба для подстраховки «слепил кусок глины и выдавил на нем слова как на табличке… и воистину было так» [18]. Так появились первые записанные слова, хотя шумеры обошли молчанием неудобный вопрос о том, кто смог прочитать слова владыки Кулаба.
