Prudentia - [8]

Это пустяк, это можно не принимать в расчет, это и вовсе никчемная дрянь…

За привычными его глазу полотнищами, украшенными графскими и баронскими гербами, виднелись прочие, пониже и победнее. Выглядящие зачастую так жалко, будто прежде служили своим владельцам простынями. Ни геральдических животных в нелепых позах, ни претенциозных девизов, ни разномастных крестов, одни лишь грубо намалеванные символы, по большей части незнакомые ему. Переломленный меч, выщербленный щит, ястребиный коготь, разрубленная монета…

– Почему наемникам позволили находиться в общем лагере? – процедил он. – Немедля вышвырнуть их прочь за ограду. Непозволительно, чтоб эти ублюдки крутились между порядочными людьми! Не говоря о том, что они часто несут с собой холеру, вшей и проказу. Выгнать взашей!

– Приказ сенешаля. – Гунтерих не осмелился поднять взгляд на хозяина. – Некоторые подошли еще ночью, другие подтягиваются до сих пор. Кимвры, хатты, херуски…

– Видно, дела у нас хуже, чем я думал, раз уж господин сенешаль поспешил заручиться их помощью, – холодно заметил Гримберт. – От этого сборища разит, как от стаи шакалов. Господи помилуй, херуски! Да эти ленивые болваны не знают, с какой стороны ствол у аркебузы!

– Да, мессир, – согласился Гунтерих, отводя отчего-то взгляд. – Их воинская выучка не произвела на меня благоприятного впечатления. Но, говорят, они весьма стойки в обороне…

– Будь уверен, это не из-за излишков храбрости. Скорее, они слишком тупы, чтобы обратиться в бегство, даже когда чувствуют паленую шкуру со своих задниц. Омерзительное племя, с которым ни один уважающий себя полководец даже связываться не станет! На месте Алафрида я приказал бы выгнать эту ораву прочь! Разве что он намеревается использовать их в качестве пушечного мяса, чтоб заполнить крепостные рвы Арбории… Или взять хаттов! Тебе приходилось иметь дело с хаттами?

– Н-нет, мессир.

– А мне приходилось, и не раз. Без сомнения, отважные воины. Бесстрашные, как дикие вепри. Я видел, как они орудуют своими пиками, как поднимают на ножи врагов, как наступают по телам своих же павших товарищей… Вот только особой буллой Папы Римского им запрещено брать в руки огнестрельное оружие под страхом отлучения от Церкви! Какая-то мутная история столетней давности… Вообрази себе, какой толк от них будет при штурме Арбории? Лангобарды тоже варвары, но они отлично управляются с артиллерией и знают, с какой стороны держать аркебузу. Чертовых хаттов перемелют в муку еще на подходе к городу!

– Да, мессир.

– Про кимвров я и слышать не хочу. Святой Престол, может, и признал их христианами, да только у последнего сарацина больше представления о христианской душе, чем у этих вчерашних язычников. Город еще не успеет пасть, а они уже разожгут на улицах свои проклятые ритуальные костры и, как пить дать, предадутся каннибальским трапезам, вырезая у мертвецов сердца и печень! Превосходная компания подобралась. – Гримберт оскалился. – И это самое крупное выступление императорских войск за последние пять лет, подумать только! О ком еще мне стоит узнать, Гунтерих? Может, у нас в подкреплении имеется сотня боевых мавров? Или, допустим, отряд раскаявшихся еретиков? Отчего бы и их не включить в наше славное воинство?..

– Еще квады, мессир.

Гримберт стиснул зубы. Так вот отчего Гунтерих все это время отводил взгляд. Он уже знал, знал заранее, и боялся сообщить новость своему господину, вполне верно представляя его реакцию.

– Квады? – медленно произнес он, стараясь не выдать тоном охватившей его ярости. – Сенешаль нанял наемников из племени квадов для этого дела?

– Да, мессир.

– Почему мне не доложили?

Судя по движению кадыка на тощей шее Гунтериха, его кутильер только что сглотнул слюну и, кажется, справился с этим не без труда.

– Вы были заняты, мессир. Я не осмелился отвлекать вас в бою.

– И сколько этих чертей околачивается тут, в нашем войске?

Гунтерих почти не задумался, значит, помнил все на память. Что ж, хорошая память тоже весомое подспорье для рыцаря.

– Три сотни, мессир. Около десятка бронированных штурмовых трициклов и пехота. Я не видел их бумаг, но слышал, что у них на руках кондотта[12], заключенная с императорским сенешалем.

Гримберт сделал три или четыре размеренных вдоха, чтобы унять тлеющие в душе искры гнева, не дав им породить пожар. Иногда выплеснуть гнев бывает полезно, но сейчас… Сейчас ему как никогда нужна выдержка, та самая, что помогала ему сохранять хладнокровие даже в разгар боя, стиснутому со всех сторон раскаленной броней.

Во имя всех грехов Папы Римского, какого дьяволу Алафриду вздумалось привлечь к этому делу квадов? Неужели в империи мало варварских племен, готовых предложить свои скудные силы в обмен на чеканную монету? Ведь есть же хатты, свеи, даны, бавары, гермундуры, неметы… Есть наханарвалы, наконец, юты, тубанты… Но нет, Алафриду непременно надо было притащить с собой грязных квадов!

«Потому что они лучшие головорезы из всех, которых только могут предложить восточные окраины империи, – ответил он сам себе. – Самые вышколенные, самые дисциплинированные, самые преданные. Это общеизвестно».