Прозрачный старик и слепая девушка - [48]

— Меня вообще раздражает, что с этой девицей у нас так носятся. Ну, полетит она... Нам всем этот фокус рано или поздно удается. И никто не делает из наших ночных полетов сагу о древних героях.

— Но суть эксперимента именно в том и заключается, что у Фейнне совершенно другие органы восприятия, — возразила Аббана. — Мы все-таки руководствуемся прежде всего зрением, а она...

— Пиндар удивительно глубоко проник в сущность человеческого вожделения, — перебила Софена. — Любое увечье вызывает в нас желание сострадать и одновременно с тем — обладать. Почему нельзя просто пожалеть птичку с подбитым крылом? Почему непременно нужно тащить ее в дом?

— Потому что только так можно вылечить вышеозначенную птичку... Софена, я не узнаю тебя! — не выдержала Аббана. — Ты... ты что, ревнуешь? Но кого?

— Неважно, кого! Никого! Всех и никого в отдельности, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Полагаю, что да, — отозвалась Аббана, став серьезной. — Но тебе не приходило в голову, милая, что это очень глупо? В конце концов, какое тебе дело до этих «всех»? Ну, например, до Маргофрона?

Софена фыркнула.

— До него, может, и никакого... Суть в атмосфере. Общее внимание переключилось с нас на нее. И это оскорбительно. Не будь она слепа и богата — кто бы ее заметил? Ну вот представь себе на мгновение: приезжает еще одна девушка, без физических недостатков, без интересного телохранителя и без мешка денег...

— Мне кажется, Софена, ты сильно ошибаешься. Личность Фейнне во многом как раз и определяется ее слепотой и людьми, которые о ней заботятся. Они — часть ее неповторимой личности.

— Я об этом и толкую! Отбери у нее деньги, и она...

— Нет, ты не права. Это как цвет волос или глаз — ее внутреннее свойство. Присущее только ей одной.

— Ты хочешь сказать, будь у меня светлые волосы, я была бы другой?

— Чуть-чуть.

— Это можно проверить. Осветлить волосы нетрудно.

— Я тебя не убедила? — грустно спросила Аббана.

Софена решительно покачала головой.

— Мне трудно что-либо с этим поделать, Аббана, но я ее ненавижу.

Аббана сжала руку подруги, и они расстались.

Эгрей и Гальен нетерпеливо топтались на краю поляны; еще человек десять бродили по траве, посматривая на луны. Пронзительно-синяя Ассэ висела высоко в середине неба, посылая на землю единственный едва различимый в темном воздухе луч. Желтоватая Стексэ, большая, с расплывчатыми, слегка колышущимися краями, лениво зависла у самого горизонта. Ночь была заполнена ее неопределенным сиянием, в котором все фигуры казались плоскими — до тех пор, пока не попадали в место скрещения двух лучей, где мгновенно обретали рельефность.

Магистр Алебранд стремительно бегал взад-вперед по лужайке, быстро переставляя короткие кривые ноги, и каждый раз, когда его силуэт, зацепив синий луч, наполнялся объемом, зрителям чудилось, будто магистр выскакивает из двухмерного пространства и погружается в трехмерное. Это явление было, в принципе, обычным, но при частом повторении начинало представляться каким-то непрерывным волшебством.

— Где же она? — заговорил наконец Эгрей.

Ренье прихромал одним из последних. Приятели замахали ему, и он присоединился к Эгрею и Гальену.

— Еще не началось?

— Как видишь, — ответил Гальен. — Наша красавица запаздывает.

— Она будет моей, — сказал Эгрей ни с того ни с сего.

— А пока этого не произошло — лучше помолчи, — оборвал его Гальен.

— Вот она, — проговорил Ренье.

Все тотчас повернулись в ту сторону, куда он указывал. Белая, точно вырезанная из шелка, бесплотная девушка осторожно ступала по траве. Высокий мужчина, придерживающий ее за локоть, шел рядом, поотстав на полшага. Он почти весь тонул в тени.

Для полетов, равно как и для верховой езды, существовали особенные костюмы, и женщины внимательно следили за модой в этой области. И то, и другое занятия были, во-первых, привилегией мужчин, а во-вторых, свидетельствовали об аристократичности — если не происхождения, то, по крайней мере, воспитания и устремлений. Платье Фейнне являло собой верх изысканности: это был простой белый балахон с широкими рукавами, обрезанными чуть выше локтя. Сшитый из тончайшего шелка цвета бледной слоновой кости, он колебался при каждом шаге девушки, то прилегая к ее телу, то драпируясь складками. Из-под подола мелькали узкие ножки в сандалиях.

— Кто бы ни подбирал для нее наряды, он разбирается в том, что делает, — прошептал Эгрей.

— Подбери слюни, — шепнул ему Гальен. — На тебя смотреть противно.

Ренье отошел подальше, чтобы не слышать их, и как только голоса приятелей перестали достигать его слуха, мир чудесным образом преобразился. Теперь для Ренье существовали только благоуханная ночь и девушка в белом платье, чуть неловкая, смущенная и милая.

Алебранд подскочил к ней, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие.

— Опаздываете, сударыня! Наряды выбирали? Перед зеркалом вертелись? — Он чуть прикусил язык: вряд ли Фейнне уместно было обвинять в том, что она вертелась перед зеркалом; однако сбить магистра в любом случае было нелегко. — Ладно, коль скоро главный субъект эксперимента прибыл, можно приступать! Кто будет записывать?

Он повертел головой, оглядывая собравшихся, и остановил взор на Элизахаре.