Прозрачный старик и слепая девушка - [20]

«Присматривайтесь к тем, кто подает вам питье, кто приносит к вашей постели умывание, кто следит за чистотой ваших сапог и кормит вашу лошадь, — наставляла она. — Они должны вас любить, иначе ничто не помешает им в один прекрасный день предать вас».

«Но почему кто-то непременно должен предавать нас, бабушка?» — изумлялся Ренье.

Эмери, более проницательный, помалкивал. Он, в отличие от младшего брата, всеобщего любимца, хорошо понимал: далеко не все, с кем сталкивает нас судьба, приходят в восторг от самого факта нашего существования.

Бабушка не стала ничего растолковывать. Просто повторила несколько раз: «Всегда будьте внимательны к слугам, своим и чужим. Даже к трактирным».

И вот сейчас Ренье разглядывал Элизахара и пытался понять, кем тот был прежде, чем оказался в услужении у слепой девушки из знатной семьи. Наверное, солдатом, решил наконец Ренье. Может быть, сержантом. Держится уверенно и умеет осадить собеседника, если тот начинает кипятиться.

Разговор вернулся к «концепции безобразного». Несколько человек, в том числе и Софена, отчаянно доказывали право «безобразного» на существование — наравне с «прекрасным».

— Никто еще не нашел объективных критериев, позволяющих определить, что данная вещь является прекрасной, а данная — безобразной! — уверяла Софена. — Объективного критерия попросту не существует!

— Зато существует самый обыкновенный хороший вкус, — заметил Гальен.

— Только не у тебя! — огрызнулась Софена.

— Как сказать. — Гальен явно решил не сдаваться под напором девушки. — Я руководствуюсь теми критериями, которые выработаны человечеством за века существования Королевства. Например, одежда.

Софена сразу напряглась. Она всегда одевалась только в черное, потому что так выглядела аристократичнее. Во всяком случае, по ее мнению. Ее густые темные волосы отнюдь не дружили с гребнем и буйными прядями падали на широкие крепкие плечи. С лица Софены не сходило недовольное выражение. У нее было ужасно много забот с этим несовершенным, глупо устроенным миром.

— Ты хочешь сказать, — вкрадчиво заговорила Софена, — что твои шелковые расшитые кафтаны с пышными рукавами — это красиво?

— Да, — сказал Гальен. — И субъективно, и объективно они очень даже красивы.

— Просто взяты из модного магазина.

— И еще удобны и изящны.

— Дорогой мой, — покровительственным тоном произнесла Софена, хотя в подрагивающих интонациях ее голоса слышалась приближающаяся истерика: девушка была болезненно задета за живое, — дорогой мой Гальен, я из принципа буду одеваться немодно. Зато так, как нравится лично мне. И мне наплевать, что скажут об этом снобы.

— Софена, милая, — решил вмешаться Ренье, — пожалуйста, прости этого франта! Он лишь хотел защитить свое право покупать вещи в модных магазинах!

Но Софена уже вскипела.

— Просто он похваляется своими деньгами!

— Ничего подобного! — рассердился Гальен. — Для начала неплохо бы тебе вспомнить о том, что денег у меня не больше, чем у тебя. Я хотел сказать другое. Лично мне представляется неправильным носить исключительно черное «из принципа». В этом заключена определенная несвобода. Если ты такая независимая, то не должна ограничивать себя одними балахонами отвратительного покроя и погребального цвета. Ты должна с одинаковой легкостью носить и модное платье, и тряпье.

— Я ничего никому не должна! — объявила Софена.

На другом конце стола хором заревели застольную песню. Софена попыталась выдвинуть еще несколько доводов в свою пользу, но ее благополучно заглушили.

— Неприятный вечер, — сказал Ренье и посмотрел прямо на Элизахара. — Вообще-то такие здесь нечасто выдаются. Беднягу Пиндара сегодня здорово допекли.

Молодому человеку вдруг захотелось, чтобы телохранитель Фейнне улыбнулся ему в ответ на этот дружеский взгляд, но Элизахар оставался серьезным, даже немного угрюмым. Точно явился в кабачок по важному делу, а не ради того, чтобы весело провести остаток дня.

«А может быть, он действительно выполняет здесь поручение, — подумал неожиданно Ренье. — Например, изучает общество, в котором оказалась его драгоценная госпожа. Почему бы, в конце концов, и нет? Если бы у меня была слепая дочь-красавица и я отправил бы ее учиться Академию, то непременно поручил бы кому-нибудь из надежных людей приглядеться к прочим студентам. Просто для успокоения. Вдруг среди нас затесался какой-нибудь негодяй?»

И он быстро посмотрел по сторонам — в поисках предполагаемого негодяя.

После довольно долгой паузы Элизахар отозвался, адресуясь исключительно к Ренье:

— Прошу меня простить. Я действительно не должен был приходить сюда.

— Возможно, у вас имелись на то веские причины, — сказал Ренье и чуть покраснел. Ему показалось, что он выдал себя, и собеседник теперь знает все его самые секретные мысли.

— Возможно, — согласился Элизахар и прекратил диалог, отведя взгляд в сторону.

И тут лицо телохранителя странным образом изменилось: глаза его расширились, углы рта опустились. Он уставился на нечто в задымленном углу кабачка с таким видом, словно перед ним неожиданно возник окровавленный призрак.

Ренье проследил за направлением его взора, и ему тоже почудилось, будто там, в углу, копошится темная тень. Темнота сгустилась там чуть более обыкновенного, и некий образ, постепенно принимающий очертания человеческой фигуры, был различим все более отчетливо.