Прожорливое время - [85]

— Но вы с ней не соглашались, — Найт поежился и стряхнул с себя это воспоминание.

— Наверное, тут дело пошло на принцип. Полагаю, в смысле рыночного успеха Даниэлла, вероятно, была права. Но я все равно считала, что книга — это в первую очередь то, что в ней есть, слова, составляющие фразы, а не то, как она продается.

— В итоге вы разошлись, и Даниэлла не смогла больше продать ни одной книги.

— В этом есть грустная ирония, вы не находите? Рынок ее обожал, но читатели любили также этого двуствольного автора: Блэкстоун и Черч. Издатели толпой устремились к Даниэлле, но, как только увидели, что она написала, разом отпрянули назад, бросили ее на произвол судьбы. «Чересчур рискованно», — сказали они. Печально, особенно если учесть, что Даниэлла рассчитывала на огромный аванс. Услышав о ее смерти, я сначала подумала, что она наложила на себя руки. Даниэлла так жаждала успеха.

Эльсбет Черч по-прежнему говорила отрешенно, напоминая сомнамбулу или человека, находящегося под действием гипноза, но теперь она уже не казалась Томасу такой странной и чуждой. Быть может, все объяснялось тем, что они находились в машине, а не в пустынном, гнетущем месте. Наверное, он просто начинал к ней привыкать.

— Даниэлла любила Шекспира? — спросил Найт.

Черч заколебалась, уставилась на мокрую от дождя дорогу впереди и ответила:

— Не особенно. А что?

— Я просто подумал… Понимаете, писательница, живущая совсем рядом со Стратфордом… — Томас недоговорил, но Черч ничего не сказала. — Вам когда-нибудь приходилось слышать о «Плодотворных усилиях любви»? — спросил он.

— Они утеряны, — ответила Черч.

— Что вы хотите сказать? — возбужденно встрепенулся Найт.

— Не «плодотворные», а «бесплодные».[40]

— Да, — пробормотал Томас. — Я ошибся.

— Вот мы и приехали, — сказала Черч, когда за пеленой дождя показались размытые очертания каменного коттеджа. — Домой я вас не приглашу.

Объяснять она ничего не стала, и Найт не смог придумать причины, позволяющей настаивать на своем.

— Может быть, как-нибудь в другой раз.

— Не исключено. Будьте добры, откройте отсек.

Томас недоуменно посмотрел на нее.

— Отсек, — повторила Черч, снова сверкнув черными глазами. — Мой велосипед.

— Да, — спохватился Найт. — Багажник. Конечно.

Он отыскал ручку и услышал, как поднялась крышка багажника. Томас хотел было выйти из машины, но Черч стиснула ему запястье свой сильной тонкой рукой. Он вздрогнул и остался на месте.

Она, не выпуская его руку, пристально посмотрела ему в лицо и сказала:

— Я очень самостоятельная женщина. Сама справлюсь.

— Не сомневаюсь в этом, — пробормотал Томас.

— Не мокните напрасно под дождем.

Она развернулась, чтобы выйти из машины, и ее мокрые растрепанные волосы скользнули по лицу Найта.

Он снова уловил терпкий, звериный аромат и опять подумал:

«Это кто, худые, дикие, иссохшие, как тень? Как не похожи на жильцов земли!»

Глава 64

Купив мощные кусачки, способные перегрызать болты, в магазине «Сделай сам», расположенном в ангаре на Уорик-роуд, Томас вернулся в гостиницу и хорошенько выспался впервые с тех пор, как покинул Штаты.

На следующее утро он подкрепился неизменным сытным английским завтраком, приготовленным миссис Хьюз, и проверил время прибытия самолета Куми. У него оставалось более чем достаточно времени, чтобы сделать одно дело здесь, в городе, прежде чем ехать в аэропорт встречать Куми. Кусачки по-прежнему лежали в машине. Если повезет, они не потребуются, но, по крайней мере, Найт приготовился ко всему.

С дороги дом Даниэллы Блэкстоун выглядел в точности таким же, как и прежде. Замок вдалеке выглядел еще более задумчивым, хотя Томас не мог сказать, чем это объясняется — серым, унылым днем или воспоминаниями о предыдущем визите сюда. Машины управляющего нигде не было видно. Найт проехал к стоянке перед замком, оставил автомобиль там и вернулся к дому пешком.

Массивные кусачки оттягивали хлипкий полиэтиленовый пакет из магазина, поэтому ему приходилось держать их за рукоятки. В ста ярдах от дорожки, ведущей к дому, Томас перелез через каменную стену, миновал деревья, лужайку и подбежал к задней части здания. Скопление кирпичных труб указывало на кухню. Справа от них обнаружились маленькие деревянные дверцы, выкрашенные блестящей зеленой краской: люк для загрузки угля. Как и следовало ожидать, он оказался заперт на навесной замок, заржавевший намертво. Вряд ли теперь его можно было бы отпереть и ключом.

Кусачки перегрызли стальное ушко в два приема. Перехватив инструмент, Томас проделал то же самое с другой стороны. Перед тем как открыть люк, он огляделся вокруг, сознавая, что прямо сейчас переступил грань, отделяющую любопытство, пусть даже грубое и назойливое, от преступления.

«Так что уж лучше пусть твое предположение окажется верным», — подумал Найт, допуская очевидное преувеличение.

Ему не просто требовались какие-то улики для доказательства своей теории. У него просто не было таковой. Имелось только подсознательное ощущение того, что он упустил что-то важное, которое не имело никакого отношения к твердой уверенности.

Люк со скрипом открылся. Внутри было темно и пахло заплесневелой сыростью. Снаружи маленькая дверца находилась на уровне земли, но до пола погреба было по крайней мере футов шесть. Томас пролез ногами вперед, спустился как мог вниз, постарался прикрыть за собой дверцы и спрыгнул на пол, оставив кусачки на улице.