Прожорливое время - [24]

«Лучшие игроки на поле. Настрой боевой, надежда еще остается».

Томас подумал о Куми и о том возрождении отношений, которое началось у них год назад. После стольких лет разлуки они наконец предприняли еще одну попытку, и эта хрупкая истина была лучшим, что случилось с ним за последние десять лет. Найт снова пополз вперед. Боль усилилась. Он решил, что не доберется до телефона.

С огромным трудом Томас преодолел ярд, затем еще один. Когда он добрался до двери, силы покинули его, и он тяжело рухнул там, где деревянные доски встречались с холодными каменными плитами кухонного пола. Его охватила дрожь, он почувствовал непреодолимое желание остаться на месте, заснуть, избавиться от происходящего как от тяжкого похмелья, проснуться уже здоровым, полным сил.

«Просто полежи, — подумал он. — Выдохни. Тебе не помешает немного поспать».

Томас снова поднялся на четвереньки, словно выполняя сотое отжимание. Плечо отозвалось пронзительной болью, рука подогнулась, но ему удалось удержать равновесие. Свет с улицы почти не проникал в окно, то самое, за которым он увидел мертвое лицо Даниэллы Блэкстоун, умолявшей впустить ее в дом, но Найту показалось, что кожа у него на руках начинает синеть.

«Плохи твои дела», — подумал он.

До телефона все еще оставалась тысяча миль, он парил где-то вдалеке, вне досягаемости. На глаза Томаса навернулись слезы, но он не мог сказать, какими страданиями это вызвано, физическими или эмоциональными. Преодолев еще пару футов, он свалился перед холодильником и перекатился на спину, всасывая воздух, чувствуя, как все вокруг плывет.

«Еще немного, совсем чуть-чуть», — подумал Томас.

Бесчувственность накатила, охватывая его крепкими объятиями. Найт отбился от нее, напрягая сознание, словно распугивая воронье, прищурился и уставился на стенку холодильника.

Там стояла швабра, старомодная штуковина с длинной ручкой и щеткой на конце, в точности такая же, какая когда-то была у его родителей.

Томас потянулся к ней, сначала мысленно, затем левой рукой. Он не смог ее достать, и ему пришлось сместиться, дюйм за дюймом, приподнимая спину вверх и вправо, подобно издыхающей гремучей змее. Найт опять протянул руку, но до швабры все еще оставалось несколько дюймов.

«Теперь уже совсем немного».

Изогнувшись, он снова протянул руку, и на этот раз растопыренные пальцы ухватились за грубую щетину. Швабра упала прямо на него. Ручка ударилась о плиты пола с таким же грохотом, какой издает пробка, выстрелившая из бутылки шампанского.

«Я еще жив».

Обхватив рукоятку швабры безжизненной правой рукой, Томас левой поднял щетку по стене. Он с силой толкнул ее, ткнул вверх, словно копье. Ничего не случилось, Найт попробовал еще раз. Снова ничего. Он с криком опять пихнул швабру к потолку.

На этот раз послышался грохот телефона, упавшего на пол. Пошарив левой рукой, Томас схватил трубку и нажал кнопку вызова. Собрав остатки сил, он сосредоточился и принялся вслепую тыкать клавиши, беззвучно шевеля губами: «Девять… один… один…»

Прижав трубку к уху, Томас зажмурился и стал слушать.

В ответ на чей-то голос он выдавил:

— Сикамор, двенадцать сорок семь, — после чего провалился в забытье.

Глава 18

— Мне очень неприятно говорить о том, что я вас предупреждала, — сказала Полински, одобрительно оглядывая больничную палату.

— Нет, не предупреждали, — возразил Томас.

Его грудь была перетянута бинтами, поэтому говорить было трудно.

— Вы правы, не предупреждала, — пожала плечами следователь. — Это был Эсколм?

Покачав головой, Найт ощутил острую боль в плече и сказал:

— Нет.

— Вы уверены? — спросила Полински. — Вы говорили, что на нападавшем был прибор ночного видения.

— Полагаю, ко мне приходил не он, — уступил Томас и осторожно оторвал голову от подушки. — Я не думаю, что на меня набросился Эсколм. Сначала было темно, затем…

Он вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. Полински понимающе кивнула, сжимая тонкие губы.

— Тот самый человек, который уже нападал на вас на улице?

— Трудно сказать, — ответил Томас. — Я так не думаю, но это только предположение.

— Основанное на чем?

— На обуви. Тот тип, что приходил прошлой ночью, был в ботинках, которые позвякивали при ходьбе. У этого на ногах оказалось нечто другое.

— Он мог переобуться.

— Да, но эти два нападения выглядели совершенно по-разному. Первый негодяй пришел в звенящих ботинках и убежал, как только услышал меня. Ладно, попытался удрать. Я прыгнул на него, и он начистил мне физиономию. Второй прокрался бесшумно, в шпионском снаряжении, с пистолетом. Это другой человек. Если тот же, то он пожаловал с совершенно иной целью.

— Белый?

— Думаю, да.

— Можете описать рост, телосложение?

Томас начал было качать головой, но спохватился, пока боль не нанесла удар, и пробормотал:

— Извините. Пожалуй, среднее. Не массивный, фигура, вероятно, атлетическая, рост футов шесть или чуть меньше, но точно не могу сказать. Немного ниже меня, но как минимум такой же сильный.

Томас находился в больнице Ивенстоуна уже два дня. В течение первого из них он был без сознания. Ему сделали операцию и извлекли осколки пули тридцать восьмого калибра, которая раздробила ключицу, после чего ушла в глубь тела. Из легких откачали кровь с помощью катетера, все еще торчавшего в груди, и заменили ее коктейлем из капельницы. На ножевую рану на руке наложили швы и забинтовали. В реанимационном отделении Томас находился под постоянной охраной, как если бы ему по-прежнему что-то угрожало. Или же он был подозреваемым. Найт не мог сказать, какое предположение ближе к истине.