Прожившая дважды - [94]
Усталый, разбитый приехал в Астафьево поздно, в 10 ч. вечера. Прошел прямо к сыну. Он мирно и беспечно спал. Мать его, не спрашивая меня ни о чем, закрылась книгой Тынянова о Пушкине и стала читать «на ночь».
Взял пластинки и прослушал в зале несколько хороших музыкальных вещей. Они хоть как-нибудь рассеяли яд моей усталости, разлитой по всем жилам.
У чужого человека лучше, чем у жены. Чужой из вежливости хоть разговаривает. Не интересует совсем ее моя жизнь, хотя бы и с той стороны, что и ее зависит от моей.
С утра — конференция. Секретарь райкома Персиц не преминул продолжать клевету на меня. Мне трудно на конференции: большинство смотрит на меня, как на врага или прокаженного, при встречах отводят глаза и стараются скрыться.
Много философствовал. Ужасно хочется понять и представить современного мне человека. Едва ли человечество переживало более противоречивую эпоху и более аморальную, чем наша.
Может быть, в капельной степени мой дневник поможет создать представление о современном человеке. Или надо начать писать книги, вроде Дон Кихота, только наоборот: современный Санчо Панса и при нем Дон Кихот.
На конференции Советского района с утра, а утро прекрасное, как сама юность. Один за другим выходят на трибуну члены конференции, названные в списке для тайного голосования, и рассказывают свои биографии. Одни слушают это с интересом, другие будто прицеливаются вытащить какой-нибудь кусок автобиографии и над ним поиздеваться, а может быть, просто отдаться своему чувству любопытства и копаться во внутренностях ближнего.
Вчера вечером выступавший секретарь райкома счел своим долгом остановиться на мне и повторить всю ту мелкую, но вонючую клевету, какую распустила Белянец. То, что секретарь упомянул меня и подробнее, чем о других, говорил обо мне, наводит на мысль, не дано ли задание испачкать меня для изъятия в дальнейшем из употребления на ответственной работе (по крайней мере, если не больше). Слишком очевидно, что обвинение в «зажиме самокритики» и в вельможестве стряпается специально. Поэтому порой мне кажется, что не следует бороться. Если есть решение «изничтожить» меня, может ли моя защита хоть как-нибудь изменить это решение?
И дома плохо, и вне дома ужасно. Должно быть, крепкие у меня нервы.
Утром солнце, синее небо. Дошла очередь до моей кандидатуры. Я на трибуне рассказываю биографию. Она богата и, признаться, действительно интересна. Но для того ли строил я ее, чтобы здесь рассказывать? Не для того ли, чтобы дальше идти? А ведь как человек я в прошлом выше и по отношению к своему веку более передовой и революционный, чем теперь. Тогда я шагал впереди своего века, сейчас — в лучшем случае, в ногу, а то и отстаю.
Стасова первая спросила: «Кто Ваша жена?» Другие спрашивали, почему она, жена моя, иностранка. Я ответил, кто она и что она не иностранка.
Из скромности я почти не остановился на моменте оклеветания меня Белянец и поддержки этой клеветы со стороны райкома. Это моя ошибка, результат несмелости мысли и природного тугодумства. Более или менее я разошелся, когда давал ответы моим оппонентам, т. е. клеветникам, вольным и невольным, отводившим меня. Один был настолько противен, что мне не хочется о нем ничего записывать. Просто морда и хулиган.
Громадным большинством мне два раза продлили речь. Кандидатура моя обсуждалась 2 часа. Я за себя получил 140 голосов, против — 360. Мои голоса — это большая победа, настроение было такое, что я боялся, дадут ли мне говорить.
Опять прекрасный день. Сегодня у меня прием турчанки, поэтому на конференции не был, а отправил туда лишь заявление по личному вопросу, в ответ на выпад секретаря райкома Персица.
Вечером — на праздновании 1 мая. Декламировал.
Чудная погода. Безукоризненная. Осматривал строящуюся дачу. Кажется, не хватит денег. Надо больше писать.
К вечеру через Москву проехал в Астафьево, к сыну. До боли жаль моих дочерей. Своими помыслами и настроениями они не со мной.
В «Сосны» за Мальцевым приехала машина от Молотова. Неизменно каждый выходной Молотов приглашает его.
Письмо т. Молотову. Копии т. Таль[254] и в редакцию «Известий».
«Прилагаю материалы к заседанию Всесоюзного Пушкинского комитета, а также вырезку из газеты „Правда“ от 30.01., из каковых документов видно, что 29.01.37 г. на заседании вышеназванного комитета были два доклада, один т. Бубнова, другой — мой. „Известия“ поместили сообщение только о первом докладе. Что касается моего доклада, то о нем даже не упомянуто как о факте. Между тем доклад был на тему, которая может интересовать читателей „Известий“, а именно о предстоящем проведении юбилея Пушкина за пределами СССР. Иностранный и советский читатель может по сообщению в „Известиях“ заключить, что ВПК совершенно не интересуется вопросами о том, будет ли и как отмечен пушкинский день народами за пределами СССР.
Это обстоятельство не заслуживало бы внимания и настоящего письма, если бы неупоминание моего официального доклада на официальном заседании не стояло в каком-то странном официальном отчете, что „Известия“ уже поместили однажды мою информацию о подготовке празднования юбилея Пушкина за границей, но… без моей подписи. Отсутствие подписи потом мне было объяснено тем, что при верстке газеты подпись под моей статьей выпала.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.