Проза жизни - [67]

— Большое спасибо, — беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.

Участковый, покончив с торжественной частью, перешёл на нормальный тон.

— Вы нам очень помогли, а теперь по-хорошему вас прошу, отправляйтесь домой и оставьте в покое бандитов. И не советую больше ничего красть. Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте, сейчас сюда нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет…

Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и прийти в себя. Вечерние приключения были просто ошеломительными, а поведение участкового произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились собой и чувствовали какую-то опустошённость.

— А выглядел вполне прилично, — в раздумье сказала Тереска. — Тот, который подбросил часы. Может, не знал, что там в свёртке?

— Я уже никому не верю, — сумрачно ответила Шпулька. — И вообще больше ты меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!

— Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.

— Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймётся?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!

Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух… А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот ещё! Но свалившиеся на неё потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали её в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймёт всей важности её признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афёре? Какое ей, видите ли, дело!..

— А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?

— Шпулька даже подскочила.

— Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!

— Ага. Будущее нации.

— Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!

— А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.

Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?

— Когда эти дети вырастут, мы ещё будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.

— А в обществе преступном хочется?

— Ну, ладно. Но для этого есть милиция…

— А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!

Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!

— А я люблю, чтоб на нервах.

— Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не встревал бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу, влюбись в кого-нибудь другого!

— Отстань, — огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. — Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.

— Богусь не стоит того, чтобы на нем завязывать! — возмущённо запротестовала Шпулька, и точность её слов поразила Тереску в самое сердце. До сих пор ей казалось, что личная её жизнь кончена, разбитого сердца не склеить, но тут вдруг одолели сомнения. Богусь оказался идиотом. Тогда, может быть, кто-то ещё… когда-нибудь…

Она решительно отмела закравшуюся в голову и в сердце несмелую надежду. Нет, исключено, любовь ей больше не светит! Личное счастье не для неё, надо переключиться на что-то другое. Благодарность, которую ей торжественно вынесли от имени властей, внесла хоть некоторую умиротворённость в её душу. С любовью это, конечно, не сравнить…

— Если Кристине её жених не решит задачку по физике, мы горим синим пламенем, — внезапно зловеще объявила Шпулька. — Ты уже, конечно, решить не успеешь, а обо мне и речи нет. Но хоть попытаться-то ты можешь! Умоляю тебя, иди наконец домой!

Вопреки ожиданиям, к предложению более тесного сотрудничества Янушек отнёсся прохладно.

— Так сразу честно и скажи, что мне надо следить за всеми машинами в Варшаве, — скривился он.«Опель», например, с Жолибожа, это что же получится? Прикажешь вообще не возвращаться домой?

— Не торчит же он на Жолибоже все время. Наверняка раскатывает по городу и где-то останавливается. Может же он случайно броситься тебе в глаза!

— А та машина, с революцией? Она тебя уже не интересует?

— Интересует, ещё как! Но «опель» тоже.

— А почему?

— Да так. Милиции он нужен.

— А что, объявилась какая-то моторизованная банда? Ну хорошо, могу поискать, но будешь две недели мыть за меня посуду.