Провинциальная девчонка - [21]

Камерон уже подумывал развернуться и направиться домой, но так и не решился. Он должен точно знать. Быть уверенным на все сто.

Он поехал короткой дорогой через Садовый район и оказался у особняка Джона раньше самого хозяина. Прелестный дом викторианской эпохи стоял на углу, в живописном соседстве с двумя гигантскими древними дубами и магнолией, бросавшей черные тени на передний двор. Камерон остановился на боковой улочке у ворот с электронным управлением, выключил фары и двигатель и стал ждать под раскидистыми ветвями, загородившими уличное освещение. В доме было темно.

Вскоре машина Джона подкатила к воротам. Камерон уже потянулся было к ручке дверцы, но замер.

– Дерьмо! – прошипел он.

Она тоже оказалась тут! Ждала. Пока открывались железные ворота, Камерон заметил блондинку, стоявшую на дорожке, сбоку от дома. Двери гаража поднялись, и Камерон увидел припаркованную внутри красную «хонду».

Едва Джон успел поставить машину и выйти, она метнулась к нему. Большие круглые груди подпрыгивали под облегающим лифом платья, как накачанные силиконом мячики. Убитый горем вдовец не смог дотерпеть до дома. Они набросились друг на друга, как бродячие псы в течке. Черное платье в мгновение ока было расстегнуто до талии, мужская ладонь жадно шарила по ее груди. Они поспешно ввалились в дверь. Его стоны удовольствия перемежались ее пронзительным смехом.

– Сукин сын, – пробормотал Камерон. – Глупый сукин сын. Он достаточно увидел!

Осталось только вернуться домой, вернее, в снятую однокомнатную квартиру в убогом квартале района складских помещений, и метаться по комнате, сходя с ума от злости, тревожась, кипя гневом. Бутылка шотландского виски только подогрела бешенство.

Часа в два утра двое пьяниц затеяли драку под его окном. Камерон с брезгливым любопытством наблюдал за сценой. У одного из них оказался нож, и Камерон от души надеялся, что он ударит соперника хотя бы для того, чтобы тот заткнулся. Но кто-то, должно быть, вызвал полицию. Несколько минут спустя раздался вой сирен, и рядом: остановилась патрульная машина. В ней сидели двое полицейских. Они быстро обезоружили придурка с ножом и влепили обоих в каменную стену. Из раны на голове пьяницы брызнула кровь, казавшаяся переливчатой в ослепительном свете фонарей, и несчастный, потеряв сознание, сполз на землю.

Полисмен, ни за что ни про что избивший его, выкрикнул грубое ругательство и, перевернув бесчувственного человека на живот, придавил коленями его спину, надел наручники и потащил к машине. Второй покорно ждал своей очереди, и вскоре оба уже были заперты в задней части машины, свернувшей к городской тюрьме.

Камерон сделал большой глоток виски и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Сцена просто потрясла его, особенно наручники! Он не вынесет никаких наручников! И тюрьмы тоже! Лучше уж покончить с собой… если бы хватило мужества. Он всегда страдал клаустрофобией, с годами все усиливавшейся, И в последнее время, оказавшись в комнате без окон, чувствовал стеснение в груди, словно его душили. Перестал пользоваться лифтами, предпочитая подниматься на семь пролетов, чем провести тридцать-сорок секунд в металлической коробке, стиснутым, подобно сардине в консервной банке, вместе с другими сотрудниками.

Господи Боже, почему он не подумал о своей клаустрофобии, прежде чем согласиться на это безумие?

Он знал ответ, но был достаточно пьян, чтобы назвать причину вслух. Жадность. Гребаная жадность. Джон был движущей силой, мозговым центром, умел предвидеть развитие событий на два хода вперед и, кроме того, успел завести связи в финансовых кругах. С пылом и страстью бродячего проповедника-евангелиста он клялся, что сделает всех их богатыми. Дьявол, да они уже богаты! Но он также сумел ловко сыграть на их глупой алчности. И когда начал поговаривать о самоубийстве, уже знал, что они запаникуют. Они не могли потерять Джона и сделали бы все, чтобы он был счастлив.

Именно на это и рассчитывал подонок.

Камерон с глазами, налитыми кровью от пьянства, прикончил бутылку и лег спать. Похмелье было таким жестоким, что на следующее утро он мучился едва не до полудня. Было воскресенье, на работу только завтра….

Немного придя в себя, он составил план. Ему необходимо неопровержимое доказательство для Престона и Даллас. Как только они поймут, что стали игрушками в руках Джона, Камерон потребует разделить лежащие на счету деньги и расстаться с миром. Он не собирается ждать своей доли еше пять лет. После того, что сотворил Джон, Камерон был в состоянии думать только о том, как бы смыться, пока не поймали.

У него тоже были кое-какие связи. Оставалось сделать пару Звонков, До решающей схватки – пять дней. Пять дней, чтобы пригвоздить сукина сына.

Он никому ничего не сказал и в пятницу вечером приехал в «Дули» поздно, около половины седьмого. Преспокойно прошел к своему столику и сел напротив Джона. Официант заметил его и принес обычную выпивку еще до того, как Камерон успел снять пиджак и ослабить галстук.

– Выглядишь хуже некуда! – с обычной откровенностью выпалил Престон. Из их компании он единственный был помешан на здоровье и при каждом удобном случае давал понять, что не одобряет образа жизни Камерона. Сложенный, как олимпийский штангист, Престон одержимо занимался в модном спортивном клубе по пять вечеров в неделю. По его мнению, человек, чьи предплечья не бугрились мускулами, а от живота не отскакивал футбольный мяч, – просто слабак, а уж брюшко… владелец такового был достоин всяческой жалости.