Провидение - [28]

Только Клелия наверняка располагала кое-какими ключами. Но она и слышать ничего не хотела, так что я в конце концов предпочел остаться в неведении.

Я сел на скамейку. Господи. Сердце лихорадочно колотилось, пьяное от вопросов и сомнений. Ну, полно, Альбер. Смирись со своим явным одиночеством, прими его. Видишь, как быстро обрушился твой мирок? Ты пытался оставить след? Отныне сам знаешь, что это ни к чему. След, который неизвестно откуда взялся, толпу не тронет.

Мне понадобился еще час, чтобы понять, что эта неожиданная новость была лучшим, что со мной могло случиться – иначе я завершил бы свою жизнь, погрязнув во лжи и заблуждении. Вместо этого над моим прошлым приподнялась завеса. Теперь я анализировал свою малую пригодность к счастью, этот инстинктивный страх оказаться брошенным, что сделало меня в итоге циничным и вполне искушенным старым холостяком. Так не было ли это наилучшим прощальным подарком?

Пора возвращаться. Я встал со скамейки и включил телефон, чтобы вызвать такси. Через мгновение буду у себя дома. Вытянусь на белом диване с первым стаканом скотча, потом с другим, пока не провалюсь в сон. Перестану наконец думать об этом, мусолить, пережевывать, ворошить, перебирать. Баю-бай, Альбер.

Телефон завибрировал: у вас новое сообщение, сегодня, в пятнадцать часов пятьдесят минут. Дрожащий голос Мартена: «Я только что получил последние результаты. Приезжай как можно скорее. Обнимаю тебя».

Обнимаю тебя? Никогда Мартен не проявлял такой лиричности. По крайней мере это заслуживало прояснения. О да, я отлично понял, Мартен, история подходит к концу, и насколько я тебя знаю, ты в отчаянном положении, не понимаешь, как объявить, что мне осталось жить уже не год, а шесть месяцев, три месяца, неделю. Зверь в конце концов сожрет меня раньше, чем предполагалось. И ты злишься на себя за то, что пообещал мне слишком много. С тревогой ожидаешь моей реакции. Боишься, что я взбунтуюсь, приду в ужас, взорвусь. Мой бедный друг, если бы ты знал, что я и без того уже разорван в клочья.

Это был час окончания уроков в школах. Десятки ребятишек с рюкзаками на спине высыпали на улицы, шли, держась за руки своих мам, или скакали вприпрыжку, озорничали, обменивались полдниками, улыбались будущему. Девочки в юбках, мальчики в шортах до колен бежали за голубями, чтобы вспугнуть их. Было так жарко. Вдруг мне стало страшно. Не начал ли я уже разлагаться? Приходи как можно скорее, сказал Мартен. Что такого ужасного обнаружил он на рентгеновских снимках?

Я опустил глаза – чтобы не встречаться с взглядом какого-нибудь малыша – и ускорил шаг. На следующем перекрестке ожидала целая вереница такси. Я прыгнул в первую же подвернувшуюся машину, направление – больница, пожалуйста.

У таксистки, женщины лет пятидесяти с обесцвеченными волосами, был довольно угрюмый вид.

– Туда сегодня много вызовов было. Надо еще посмотреть, как лучше ехать, по бульвару или через мост. Вам куда точно надо? – спросила она.

– В отделение «Скорой помощи», конечно: разве вы не видите, что я умираю?

Женщина резко затормозила.

– Что? Так вам же неотложка нужна, мсье, а не такси!

– Да полно вам, я пошутил. Высадите меня у главного входа.

– Ну и шуточки у вас, – вздохнула женщина, – перепугали меня. Вообще-то надо признаться, что для умирающего вы выглядите до странности неплохо.

– Что ж, я вас за язык не тянул.

– В любом случае, – прокомментировала она, – я вечно нарываюсь на каких-нибудь психов. Так почему бы тогда и не тип, который собрался окочуриться? Знаете, что я насчет жмуриков и «Скорой помощи» думаю? Наверное, пересяду на катафалк. Там по крайней мере болтовней не достают и платят вперед.

– В таком случае, – заключил я, – оставьте мне вашу карточку. Может так случиться, что мы вскоре еще разок увидимся.

Мы добрались до места. Я протянул ей пачку банкнот.

– Оставьте себе все. Это вам поможет с вашим маленьким предприятием.

– Но… – начала было она.

Автоматические двери уже раскрылись. Я вошел в больницу.

– Спасибо, мсье! – крикнула таксистка вдогонку. – И к тому же…

Двери за мной закрылись. Я не услышал продолжения ее фразы.

Ground Control to Major Tom

Санитары с трудом толкали каталку. Лавировали между спешившими куда-то коллегами и скопившимися тут носилками, пробивались сквозь журналистов и толпу ошалевших людей, которые цеплялись за их халаты и называли какое-нибудь имя – плача и крича. В этом-то коридоре я и оценил всю серьезность ситуации – и моей собственной и всех прочих, поскольку и то, и другое оказалось тесно связано.

– Вы в порядке, мсье? Вы еще с нами, а? – беспрестанно повторял высокий чернокожий санитар напротив меня. – Давайте, говорите что-нибудь, надо оставаться в сознании.

Мне было так холодно, я чувствовал себя так плохо, таким уставшим, измочаленным, и не понимал, то ли это мое тело заставляет меня так мучиться, то ли, скорее, мое эго и душа.

– Думаете, это серьезно?

– Нет, – ответил санитар. – Вообще-то я совсем ничего не думаю. Вы все-таки потеряли сознание в приемном покое «Скорой помощи». Но вам уже лучше, да? Это как-то связано со взрывом?

– Никак. Я упал с велосипеда.