Провал резидентуры - [20]

Молодец, лейтенант - другой на его месте непременно наклал бы в штаны, а этот воин только посерел, - правда, настолько заметно, что я вижу это даже при слабом свете Красной луны.

- Есть захватить вражеского лжепророка, - отзывается он наконец.

Сам я понимаю так, что командованию нужен живой Ока, чтобы сломить дух противника. Известно, что Ока не в ладах с Верховным Синодом Культов, этим змеиным гнездом ересиархов различных ложных верований, управляющим многочисленными последователями языческих заблуждений в Оанаине. Но среди населения Ока очень, очень влиятелен. Ока - проповедник единобожия, хотя и его учение в сравнении с единственно верным светлым учением Пророка - мрачная ересь; но все же в случае его захвата Оку, как я понимаю, можно заставить приветствовать приход на их землю сил Единого.

А лейтенант ничего, молодец. Даже дыхание уже восстановил. Дилиль вот, слышу, уже зубами стучит. Шутка ли, взять Оку. У Оки нет вооруженной охраны, но в том-то, между нами говоря, весь ужас и состоит. Говорят, не люди его охраняют.

Мы выбегаем из парка через калитку, нараспашку висящую на одной петле. Тропа идет в поле между зарослей шегавы.

И тут меня самого начинает, доложу я вам, пробирать хар-рошая дрожь. Стыдно - ведь на севере видно зарево и, если остановиться и прислушаться, можно, наверное, разобрать шум боя, который ведет наш доблестный десант. А я дрожу на бегу. Осознаю. Бежим захватывать Шалеанского Оку, который ложно утверждает, что его бог дал ему власть над Древними Силами Шилемаура, владевшими этой землей задолго до Нисхода. Ложно-то оно ложно, да только как быть с чудесами, которые он творит? До войны, помню, читал в "Божьем свете", какие он номера откалывает. И ведь не оанаины какие-нибудь невежественные писали - ученые люди, академики.

И тут мы все резко, как по команде, останавливаемся. Будто нас всех - двадцать девять человек - кто-то сзади схватил за ремень.

Я человек бывалый. Я до войны служил в полиции. Чего только не видел и не слышал. Мне тридцать девять лет, я в армии со дня объявления войны, почти девять лет уже.

И лейтенант Юссуп не лыком шит, как я только что доложил.

А уж солдаты-то его и вовсе... Задачи они пока не знают, а если б и знали - все они Волчата, потом Юные Бойцы, потом - в отличие от тех, что бегут сейчас сквозь заросли к южной окраине Шенаины - опытные, обстрелянные бойцы, фронтовики, и всякие сказки про колдунов для них - пыль.

И тем не менее все мы останавливаемся посреди поля, в темноте, разбавленной слегка лишь тусклым светом Красной луны. Нас прошибает холодный пот.

Слева, из кустов, кричит ночная птица. У нее протяжный, печальный крик, от которого щемит сердце.

А справа, с поля, ей отвечает ворона. Протяжно каркает, но мягко, будто спросонок.

Тишина.

- Что стоим? - ору я изо всех сил. - Взво-од! Бего-ом - марш!

И мы бежим, бежим ровно, бежим, скупо дыша, через поля - к холмам, на одном из которых - дом лжепророка. Я, поседевший на фронте ветеран, бегу, стуча зубами, хотя заставляю себя думать о задании, о карте - вот, мол, холмы, за которыми - Сороковое шоссе, шоссе идет полукругом, ехать по нему от Шенаины до этих холмов километров семьдесят, а напрямую, через поля - не более двадцати. А в голове, на самом деле, одна мысль, от которой остро хочется залечь где-нибудь и не вылезать до рассвета.

Это кричала не птица, и не птица ей ответила.

И не человек.

Может быть, я даже и поддался бы этой нерациональной, неправильной панике, сделал бы что-нибудь недостойное звания командира - не знаю: во всяком случае, через полчаса, когда мы достигаем холмов и начинаем подниматься на склон того из них, на вершине которого стоит дом Оки, все эти мысли у меня вылетают из головы, потому что спереди, со склона, по нам открывают огонь из автоматов. А те, кто по ночам кричит неземными голосами, вряд ли стреляют из автоматов, не так ли?

Мы рассыпаемся, открываем ответный огонь, нащупывая противника, летят гранаты, командуют сержанты, кажется, слышны даже хриплые команды с той стороны - это все уже привычное, свое, страха нет, я командую, идет бой.

Судя по интенсивности огня, противник не превосходит нас численно. У них инфракрасные прицелы - мы видим, как между камней мелькают парные красные огоньки. Единственное, что удивляет - звук выстрелов и вид пулевых трасс. У обычных оанаинских солдат, как известно, автоматы "Г.А.", и звучат они так же, как оанаинские ручные пулеметы - "кы-гы-гы-гы-гы", только на тон выше. И трассы их пуль, если они стреляют трассирующими, обычно бело-желтые. Здесь же очереди звучат чрезвычайно громко, но в точности похоже на то, как изображают стрельбу играющие в войну ребятишки - "дщ-дщ-дщ-дщ-дщ", вроде этого, а трассы ярко-красные и какие-то слишком медленные. Стреляют зажигательными: при попадании в валуны по сторонам дороги, за которыми мы укрываемся, на поверхности камня на несколько секунд вспыхивает яркое, жаркое пламя странного сиреневого цвета, которое, потухнув, оставляет отвратительную серную вонь. Мы отстреливаемся, наши пули вышибают снопы искры из валунов выше нас по склону. Оглушительно разрываются гранаты. Интенсивность огня с той стороны слабеет. Я поднимаю взвод в лобовую атаку. С яростным воплем "хай-йя!" мои орлы встают и сокрушительным натиском вышибают противника из-за валунов. Какие-то черные тени отступают вверх по склону. Полтора десятки гранат накрывают их, и, когда мы поднимаем головы и сверху перестает лететь щебень - настает тишина. Мы слышим, как с карканьем разлетаются всполошенные вороны. Я слышу писк и, включив фонарь, с омерзением замечаю, что вниз по склону сбегает множество отвратительных крыс, потревоженных шумом. Ну и местечко выбрал Шалеанский Ока для постройки дома!