Противостояние - [87]

Я еще несколько минут бездумно пролежал в постели, пытаясь «удержаться в режиме приятного сна», как сказал бы какой-нибудь ученый, но не образованный человек. Однако, как это часто случается, сон куда-то незаметно ускользнул, оставив только чувство легкости и сожаление утраты,

Комната, в которой я спал, была вполне цивильна и по-своему стильно обставлена тяжелой деревянной мебелью.

Я лежал на никелированной кровати, украшенной многочисленными шишечками и шариками. Подо мной нежно прогибалась и скрипела старинная «панцирная сетка». Такие проваливающиеся под телом сетки были в моде в сороковых-пятидесятых годах прошлого века, придя на смену более аскетическим и жестким, так называемым «английским». Спать на таких кроватях вредно, но комфортно.

Когда мне надоело валяться, я встал и отправился искать своих «подельников».

— Доброе утро! — поприветствовал я Гутмахера. Он сидел перед новым телевизором с плоским экраном на жидких кристаллах. Откуда он тут взялся, старик не сказал, поспешил замять возможный вопрос:

— Какое сегодня чудесное утро! Как вам спалось после вчерашних подвигов? — воскликнул он, как мне показалось, без особого интереса к вопросу.

— Великолепно! — в тон ему ответил я, потом ехидно спросил: — Вы же говорили, что у вас нет телевизора.

— Пришлось, знаете ли, вчера купить, — как бы, между прочим, о мелочи, сказал он, — Олюшка привыкла к средствам массовой информации, и ей без телевизора неуютно.

— Ну, надо же! — только и смог сказать я. Такой телевизор стоил под штуку баксов. Старик все больше удивлял меня своей нестандартностью. То он походил на нищего пенсионера, потом на сурового Чингисхана, теперь вот превратился в нежного возлюбленного.

— Ну, и что нового делается в мире? — спросил я.

— Все как всегда: терроризм, катастрофы и криминальные преступления.

— Про нас ничего не передают?

— Слава Богу, пока ничего.

— А что слышно насчет завтрака?

— Увы, для этого мне нужно сходить в магазин, но я не могу отлучиться, боюсь, если Олюшка скоро проснется, будет волноваться, куда я запропастился.

— Понятно, — прервал я его объяснения, — далеко отсюда местные центры инфраструктуры? Я сам схожу.

— Здесь все рядом, есть даже маленький рынок. Как вы думаете, Олюшка любит деревенские молочные продукты?

— Обожает, — соврал я, ни сном, ни духом не представляя, что любит его «Олюшка». Когда она жила у меня, то с удовольствием ела все, что, как говорится, «было не прибито».

— У нас на рынке продаются чудесные, натуральные молочные продукты. Как вы думаете, они ей понравятся? Она, наверное, привыкла к переработанным, городским.

— Вот чего не знаю, того не знаю, — покаянным голосом признался я, — как-то настолько не углублялся в ее вкусы. Она, кажется, росла в провинции, может быть, и сможет проглотить нормальное коровье молоко.

— Вы думаете? — обрадовался Гутмахер. То, что я слегка стебусь, он или не заметил, или проигнорировал. — Чудесно, тогда я сейчас же и схожу. Вы останетесь, чтобы Олюшка, когда проснется, не почувствовала себя одинокой?

— Вы это серьезно? — спросил я старого волокиту. — Ольга еще долго собирается спать?

Я, честно говоря, не предполагал за ним такие телячьи нежности.

— Думаю — долго, она, бедняжка, так вчера устала…

— Тогда пойдемте вместе, — предложил я, — а Ольге оставим записку. Я заодно посмотрю на ваши Палестины.

— Вы считаете, это будет удобно?

— Вполне, Ольга самостоятельная девушка.

— Ну, только если под вашу ответственность!

Мы быстро собрались и отправились добывать хлеб насущный. Дачный поселок ничем не отличался от многих подобных в Подмосковье. По зимнему времени обитателей в нем было мало, улочки были пустынны и, судя по снежной нетронутой пелене, лишь немногие дома обитаемы. Тем не менее, на рыночке было относительно людно, во всяком случае, по части продавцов. Мне подумалось, что местные старушки, стоя за прилавками, таким образом, ведут «светскую жизнь» и находят общение. Гутмахера многие знали и относились к нему, как к московскому светиле и владельцу большого дома, с подчеркнутым почтением.

Действительно, здесь все оказалось под рукой. Мы за пятнадцать минут полностью затарились продуктами и поспешили домой, «чтобы Олюшка, проснувшись, не испугалась». Погода была прекрасная, небо чистое, солнце сияло, и прогулка получилась приятой.

Я, «наслаждаясь красотами природы», старался не расслабляться, вполне резонно предполагая, что вездесущие «органы» нас здесь рано или поздно вычислят. Однако, что стоит предпринять для того, чтобы обезопаситься, пока придумать не мог. Лучшим вариантом было бы «лечь на дно» и отсидеться где-нибудь на нейтральной территории, никак не связанной с нашей троицей. Сколько я слышал, при поисках беглецов, власти первым делом выявляют родственников и знакомых, резонно предполагая, что к ним в первую очередь отправятся за помощью или прятаться преступники.

— Аарон Моисеевич, я опять о милиции. Вы говорили, что у вас большой дом, и в нем нас будет трудно отыскать, но, мне кажется, вы нашу милицию недооцениваете. Спиноз там, согласен, мало, но не суметь обыскать дом…

— Почему же недооцениваю… — легкомысленно, как мне показалось, произнес Гутмахер. — Я с уважением отношусь к людям этой трудной специальности. Их профессионализм в этом случае ни при чем, просто у меня есть свои резоны. Вы забываете, что я, какой-никакой, но ученый. Так что не беспокойтесь, пока нам ничего не грозит…