Противостояние - [128]

/₂-пудового единорога, даже на практике попадает едва 10%, не смотря на весьма косвенное расположение неприятельской батареи, прикрываемой притом с фланга, как бы башней, круглой печью для выжигания извести, — три орудия из этой батареи не более как через час были уже сбиты. Но одно орудие, ближайшее к печи, и потому наилучше прикрытое со стороны батареи №10, оставалось еще более часа, хотя стреляло только изредка, как бы украдкой, когда огонь нашей батареи, чтобы дать разойтись дыму и посмотреть, где и что делают корабли. Артиллеристы нашей батареи прозвали орудие в шутку “запечным сверчком”, и когда раздавался снова свист вылетающего из него снаряда, говорили: “сверчок-то наш еще посвистывает”, и опять наводили туда три или четыре орудия и забрасывали его снарядами. Но, как только умолкала пальба, сверчок вновь отзывался из-за своей печи и снова вызывал против себя учащенные выстрелы».^{1140}

Второй этап боя начался после того, как в 12 час. 40 мин. батарея, в зону которой вошел французский линейный корабль «Шарлемань» и другие, открыла по ним огонь,^{1141} а в 13.10.^{1142} уже неприятель начал ответную стрельбу по батарее №10, которой пришлось принять на себя главную тяжесть боя с французскими кораблями, сосредоточившими на ней огонь своих орудий, «…подавляя множеством ядер».^{1143}

Как ни странно, русским помогло то, что теоретически должно было мешать. Пороховой дым, которым окутались корабли, поднимался вверх и расползался по морю. Он был такой, что, говоря словами очевидца: «…на близком расстоянии человека рассмотреть было невозможно».^{1144}

Артиллеристы противника не могли наблюдать за падением снарядов и корректировать свою стрельбу. Артиллеристы же береговых батарей успели пристреляться, кроме того, корректировать стрельбу им несколько облегчали вспышки выстрелов корабельных орудий. Достигнув попаданий, русские повели огонь с максимальной скорострельностью.^{1145}

Батарея с первых минут боя стала наносить тяжелые повреждения французским кораблям. Особенно пригодились две бомбовые пушки, которые еще до начала событий пытались усовершенствовать. Их переставили с обычных лафетов на элевационные станки, названные Бабенчиковым «неуклюжими ящиками», надеясь увеличить таким образом, стрельбу, придав еще и угол возвышения 45 град. «…Дальность получилась удивительная, кажется, верст пять, если не больше, но возможность попасть в цель и, следовательно, употребить с пользой в действительном бою эти орудия, сделалась столь же удивительной, если не вовсе немыслимой».^{1146}

Через час положение на батарее усложнилось, брустверы оказались сильно разрушенными и постепенно все меньше укрывали расчеты артиллерийских орудий, увеличивая потери.^{1147}

А теперь давайте представим: по батарее вели огонь больше половины линейных кораблей французской эскадры. В том числе «Шарлемань» (45 орудий), «Марсель» (43 орудия), «Монтебелло» (60 орудий), «Алжир» (43 орудия), «Фридланд» (63 орудия), «Маренго» (43 орудия) действовали ТОЛЬКО по батарее №10. Не нужно страдать любовью к математике, чтобы увидеть: количество орудий любого из этих кораблей было больше чем на батарее. А еще «делили» между собой батареи №10 и Александровскую «Наполеон», «Баярд», «Генри IV», «Сюффрен», «Валми», «Жан Барт» и «Виль де Пари».

Правда, русским было не до перечисления этих шумных наименований: «…сколько именно — мы не считали, потому что было некогда, да и ни к чему».^{1148} Но это только первая часть проблемы. Вторая, что большая часть французских кораблей сосредоточила свой огонь на левом выступающем фасе. Таким образом, если и было среди береговых батарей место, где шансы для выживания были минимальными, то оно находилось именно там.

Вдобавок, Лайонс, прорвавшись с флагманским «Агамемноном» почти к линии заграждения, начал поражать северный фланг батареи залпами из 40–45 орудий одного борта.^{1149} На этом фоне сухопутная французская батарея на мысе Херсонес казалась самой незначительной из проблем. Таким образом, уцелеть у батареи №10 шансов было мало. Не побоюсь возвышенных фраз, если и были в этот день герои — это ее артиллеристы в числе первых из них.

Первым попал под огонь «Шарлемань». Его 45 орудиям русские противопоставили целых …4 орудия левого выдающегося закругленного фаса батареи. В том числе те самые «…с отрезанными до половины средними лафетными брусьями с подъемными винтами и их матками».^{1150}

Линейный корабль начал подходить к берегу, изготавливаясь к стрельбе. Чтобы снизить вероятность попаданий, его несколько раз поворачивали к берегу кормой или носом. На русских эти маневры особого впечатления не производили. Им было просто не до того: «Предвидя бой на близкую дистанцию, нужно было установить под орудия бруски и клинья, заменявшие отрезанный винт. Работа эта отняла у нас столько времени, сколько необходимо было кораблю для приближения на 450–500 саж. от батареи в таком направлении, что против него было можно стрелять с батареи №10 только из трех 1-пуд. единорогов и одного ¹/₂-пуд., предназначенного для обстрела Карантинной бухты».^{1151}

Интересное, конечно, соотношение 45 к 4. Но пока русские суетились у орудий, «Шарлемань» получил подкрепление в виде еще одного линейного монстра — «Марселя» из-за носа которого высовывался бушприт буксировщика — парохода «Панама». Теперь соотношение стало еще «веселее»: 85 к 4.