Против всех - [6]

— Ну, скажем так, это тысячи разных доноров. Тут есть компании, которые привозят еду. Помните, был день, когда тут одновременно оказался почти миллион человек и нужно было хотя бы половину из них обеспечить едой. Мы тогда приготовили пятьсот тысяч порций горячего.

— Это что ж была за еда?

— Гречка с сардельками. Все на кухне Дома профсоюзов приготовили. Восемьдесят поваров-волонтеров. Дрова другие компании привозят, мусор вывозят еще одни.

— Слушайте, ну я никогда не поверю в самоорганизацию тысяч независимых компаний и людей.

— А вы поверьте, — Кубив спокойно шел по огромной площади и по-свойски пожимал руки идущим ему навстречу поселенцам. — Привет, слушай, сбегай мне за сигаретами. В такой красной пачке, знаешь?

— А охрана? Медицина?

— Волонтеры. Медиков сейчас пятьсот человек, охраны — побольше. Вон ребята стоят.

— Это ж дети совсем.

Ну какие они дети? Восемнадцать-двадцать лет, уже в состоянии сами решать, в какой Украине им жить.

Кубив и Красовский стояли на смотровой площадке. На казавшейся с высоты игрушечной сцене в очередной раз заголосили западенские попы: «Отче наш, що еси на небесах, нехай святиться ім’я Твое». Площадь запела вместе с ними.

За три месяца противостояния вместе с единой — пока еще неведомой — украинской нацией на Майдане начала зарождаться новая христианская вера. В начале революции в стенах принадлежащего украинскому патриархату Михайловского собора укрылись от «Беркута» протестующие студенты, потом там же был развернут госпиталь. Пока в Киево-Печерской лавре, подчиняющейся Москве, привычно торгуют иконами и крестами, в незалежном соборе будут перевязывать, оперировать и отпевать убитых. Как ни крути, а моральная победа независимой православной церкви над Москвой пока была, возможно, главной победой над Россией в этой маленькой войне.

При расставании Кубив вручил Красовскому визитку: «А вообще я финансист, имейте в виду. Я по банкам специалист, а не по протестам».

Дорога

Над самолетом масляной лампадой мерцал расплывшийся огрызок месяца, украденного когда-то в этом самом месте проклятым чертом.

Лениво раскинувшись в кресле Bombardier, присланного за ней учтивым харьковским мэром, Собчак подзуживала своего спутника:

— Ну что, Красовский, это тебе не у нищеброда Прохорова работать. Когда за тобой джет посылали?

— Ну, один раз не посылали, а давали. Я тогда летел перед избирательной кампанией в Куршик к хорошим людям посоветоваться. Но вот так, чтоб в гости — нет.

На заднем кресле стюардесса лениво листала журнал.

— Слушайте, — обратился к ней Красовский, — а я вот когда сюда влезал, видел там при входе фрукты в пленочке.

— Ой, да, — оживилась стюардесса, — предложить вам?

— Ну конечно, — включилась в разговор Собчак. — Может, у вас еще и шампанское найдется?

— Найдем, — ответила стюардесса, доставая из тумбочки бутылку розового «моэта». — Только попрошу пилота открыть.

— Жулики, все-таки дикие жулики, — прошипела Собчак.

— Да, я вообще никогда не видел, чтоб в джетах приходилось выпрашивать хавчик, — ответил Красовский. — А еще ты заметила, что они постоянно врут? Когда русский врет, ты точно знаешь, что это вранье, а у хохлов это суть существования. Не объегоришь москаля, он тебя пустит на сало.

Тем временем самолет плавно плюхнулся на харьковскую взлетку. К двум слегка дрожащим от ночной прохлады фигурам подкатил тонированный внедорожник размером с самолет. Огромные бритые люди выскочили из машины, подхватили чемоданы и галантно распахнули перед гостями двери. Джип сорвался с места и умчался в ночь, в едва угадываемую за темными стеклами лесопарковую зону.

— Куда они нас везут, — подумала Собчак, от ужаса и усталости забыв поставить в конце вопросительный знак.

— Геннадий Адольфович велел отвезти вас на ис точник, — не оборачиваясь, произнес с водитель ского сиденья ясновидец с бритым затылком.

— Какой источник? Сейчас два часа ночи.

— Шеф вас там уже ждет.

Гепа

— Привет, ну что, купаться будем? — маленький человек в спортивном костюме Abercrombie&Fitch выпрыгнул из соседней машины.

— Я буду, — обреченно, с лживой готовностью в голосе ответил Красовский.

— А я как-то нет, — сказала Собчак. — Вы, мальчики, сами.

Герои пошли вниз по лестнице, окруженные взводом автоматчиков. Навстречу им от источника шли люди, которые приветливо здоровались с мэром, он им вежливо отвечал. Если б не охрана, могло показаться, что путешественники шли в компании мэра Роттердама.

— Это вот мы тут свалку убрали и сделали купальню. Крест — видите — сценки нарисовали. — Над крестом, заполненным ледяной водой, действительно были фрески.

Пока Красовский, морщась от холодрыги, стягивал штаны, Кернес лежал под водой. На берегу охранник осторожно, словно раненую колибри, поглаживал мускулистым пальцем экран айфона.

— Тридцать две секунды, — торжественно объявил он вынырнувшему Гепе.

— Еще нырну! — мэр восточной столицы вновь скрылся в ледяной воде.

Собчак поняла, что высокотехнологичный продукт доверен гиганту с единственной целью — засекать время купания шефа, — и почувствовала в сердце теплоту материнской любви. Но Красовский нещадно мерз.

— Да вы не стойте босичком на холодном-то, — прошептал Красовскому охранник, — на полотенчико встаньте.