Против течения - [5]
Нужно ли объяснять, что я стремительно начал собирать информацию о Морозове и быстро выяснил то, от чего мой интерес возрос еще больше: 1. Его никто не видел. 2. Сочиняет-играет-записывает в одиночку. 3. Сколько у него альбомов — точно не знает никто.
Еще бы! «Свадьба кретинов» датирована 1976 годом. Боже мой! Да ведь это настоящий ветеран! Куда там остальным! Так размышлял я, а тем временем появились ларьки звукозаписи и — вот везение! — в одном из таких оазисов культуры я разжился еще тремя-четырьмя альбомами, при этом всезнающий хозяин ларя сопроводил мою пытливость комментарием, который я не забуду никогда: «Он же в “дурке” свои альбомы сочинял!».
К тому времени у меня были веские основания усомниться во всеведении музыкального сноба, потому что по мере того, как музыка Морозова овладевала мной, сливаясь с кровеносной системой, в сознании формировался образ этого необычайного музыканта.
Во-первых, явно чувствовался богатый духовный опыт. Думаю, не я один впоследствии обратил внимание на то, что люди, глухие к голосу Бога также глухи и к песням Морозова. Во-вторых, вокальная манера исполнения давала некий посыл, приняв который, ты понимал, что Юрий Морозов — человек не просто трезвый в прямом и переносном смысле, но ощущалось еще нечто вроде присутствия ветхозаветного патриарха. Вместе с тем было очевидно — что такое одиночество он знает не понаслышке или некая жизненная драма изменила однажды его…
В совокупности с тем, что вся его музыка не имела и миллиграмма пошлости, а качество ее ни шло ни в какое сравнение с отечественным производителем, складывался почти мифический образ, усиленный различными слухами о нем. Типичный пример такого шаблонного образа Морозова точно изображен в книге «Подземный блюз» самим Юрием.
Естественно, ощущалась видимая отчужденность и даже колючесть, что отчасти давало ответы на вопрос, отчего это он почти неизвестен в широких кругах.
Альбом «Мир иной» накрыл меня полностью — оставалось только дивиться многогранности творчества Юрия Морозова, ибо и в акустике он превзошел все мыслимые грани, известные мне до сих пор. А вот «Красная тревога» вызвал недоумение яркой политизированной окраской. Становилось ясно, что мне определенно не хватает информации, и я принялся за поиски таковой, поначалу, правда, безуспешно.
Однажды возле Финляндского вокзала мне попался навстречу прохожий. В руках он держал газету «Рокси Экспресс», где на первой странице была огромная фотография человека с гитарой и надписью «50 альбомов Юрия Морозова». Не помню, как нашел я газетный киоск, помню, что держал в руках такую же газету и жадно всматривался в фотографию — наконец-то я увидел, кто такой Морозов… Прочитал и статью, посвященную как раз «Красной тревоге», а рядом — перечень пятидесяти альбомов! Увидев, что самый первый датирован 1967 годом, мне стало нехорошо… Когда шок прошел, встал вопрос: где их все записать? Тогда бы я был, безусловно, самым счастливым на свете человеком. Пришел в рок-клуб на Рубинштейна, да не оказалось там ничего сверх того, что у меня уже имелось. Дали телефон кого-то, тот переадресовал меня к кому-то еще… В итоге выяснилось, что все альбомы должны быть у самого Морозова, к которому меня и отправили — в Капеллу, где он работал.
Этот день я помню отлично: узнав на вахте, где он может быть, я подошел к самой последней двери по коридору, обитой черным дерматином (звукоизоляция!), откуда слабо доносились звуки гитары. Приоткрыв дверь, я просунул голову внутрь и узрел кого-то, сидящего ко мне спиной с гитарой в руках. На мое обращение «Извините, могу я видеть Юрия Морозова» человек встал, повернулся ко мне и ответил: «Юрий Морозов это я». Честно скажу, я не ожидал вот так запросто прикоснуться к легенде, поэтому не сразу нашелся что ответить. Я объяснил, что мне нужны его альбомы, и что я готов заплатить и т. д. Он легко согласился, рассказав каким образом это можно устроить.
На этом месте хотелось бы остановиться — сколько раз я слышал впоследствии о том, насколько настоящий Морозов не похож на образ, возникающий при прослушивании его сочинений. Все, включая меня, кто вначале слышал, а потом видел, испытывали одинаковое чувство, граничащее с разочарованием. Ведь представлялся почти пророк, огромного роста и прочим набором сопутствующих отличительных признаков. Однако вам являлся человек с вполне ординарной внешностью, кстати, немаленького роста, и, по выражению одного известного музыканта — «по виду похожего на футболиста». Впрочем, описанное выше чувство несоответствия быстро проходило, стоило только о чем-то заговорить с Юрием да увидеть его глаза: ты сразу понимал, что перед тобой очень тонкий, непростой и чрезвычайно интеллигентный представитель какой-то уже исчезающей породы людей.
