Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение - [12]

Сперва было направлено около двухсот эмигрантов. Эти офицеры получили придуманную для них форму. На фронте были довольны ими. Многие из них были награждены знаками отличия за храбрость. Были и убитые и тяжело раненные. Я беседовал с эмигрантами-добровольцами, пережил их первоначальное воодушевление, а позже их разочарование и горечь: спустя несколько месяцев ОКВ отозвало офицеров-эмигрантов в Германию, им было запрещено ношение формы, многие раненые и инвалиды были предоставлены собственной безнадежной участи.

Скромный немецкий казначей Берлинского военного округа, на котором лежала забота о русских эмигрантах (к сожалению, я забыл его имя), еще несколько месяцев содержал многих русских офицеров, на свою ответственность, на особом бюджете, пока не лопнуло и это «частное предприятие».

* * *

«Политику мы не можем изменить, – рассуждали Треско и Герсдорф, – но мы можем попытаться создать в военной области фактор, повышающий боевую силу фронтовых частей, что, может быть, вынудит политическое руководство к пересмотру его нынешних установок».

Этот фактор видели они в создании сильных русских добровольческих соединений. Мне было дано поручение разработать соответствующие предложения. Численность соединений должна была поначалу достичь 200.000 человек. Они должны были быть сформированы и обучены к концу апреля 1942 года. Русским чужда мысль о солдатах-наёмниках. Поэтому ошибочно было бы просто вербовать русских добровольцев для германской армии, к тому же, в условиях нацистской антирусской оккупационной политики. И наоборот, опыт показал, что русский народ и другие народы Советского Союза готовы бороться за освобождение своей родины от сталинской деспотии. Поэтому я в штабе группы армий «Центр» предложил формирование «Русской Освободительной Армии» под русским командованием. Необходимым условием для успеха намеченной акции было улучшение положения в лагерях военнопленных, а также разумное, хорошее отношение к населению со стороны военной и гражданской администрации в занятых областях. Это был мой основной тезис при составлении детального проекта формирования 200-тысячной армии добровольцев.

Треско и Герсдорф приняли живое участие в разработке моего проекта, стараясь придать тексту надлежащее военное звучание, то есть, чтобы политические моменты не превышали установленных военными соображениями границ.

Меморандум этот полностью отвечал взглядам фельдмаршала фон Бока, и он, с подтверждающей свое согласие с ним припиской, передал его дальше – главнокомандующему сухопутными силами фельдмаршалу фон Браухичу.

После войны американская, английская и немецкая стороны изображали меня единоличным автором этого меморандума, но я должен заметить, что в моих предложениях было лишь сведено то, на что надеялись тогда многие балтийцы и немецкие офицеры. Возможно, они уже и излагали эти мысли. Всё же я был горд, когда Браухич вернул Боку мой меморандум со своей резолюцией: «Считаю решающим для исхода войны».

Бок, Треско и Герсдорф поздравляли меня.

Только старый майор Шак качал головой:

– Лошадь с хвоста не взнуздаешь! Ничего из этого не выйдет!

Положение на фронте помешало немедленно приступить к осуществлению этого плана. А 19 декабря 1941 года Браухич был смещен Гитлером. Для Гитлера же, взявшего тогда на себя командование сухопутными силами, мысли, изложенные в меморандуме, не подлежали обсуждению и позже, когда в армии был уже почти 1 миллион добровольцев – русских, украинцев, кавказцев, латышей, эстонцев, литовцев, представителей тюркских народностей. Но эта его установка нам тогда не была известна.

Меморандумы и драматургия

Невероятно ухудшилось бедственное положение военнопленных. Как привидения, бродили умиравшие с голоду, полуголые существа, часто днями не видевшие иной пищи, кроме трупов животных и древесной коры.

Герсдорф и я посетили лагерь военнопленных под Смоленском, где смерть уносила ежедневно сотни жертв.

Смерть в пересыльных лагерях, в сёлах, на дорогах.

Нужны были немедленные и чрезвычайные меры, чтобы остановить это победное шествие смерти.

В двадцатых годах Герберт Гувер (президент США в 1929–1932 гг.) стал во главе разветвленной организации «Помощи голодающей России», АРА. Может быть, стоило бы послать просьбу о помощи Гуверу? Или президенту США?

Эта мысль пришла мне в голову потому, вероятно, что я в 1921 году принадлежал к кругу людей, которые старались привлечь мировую общественность к оказанию помощи голодающей России. Как скромный работник нансеновской организации помощи, я и позже в течение многих лет поддерживал контакт с администрацией Гувеpa. В главном штабе группы армий «Центр» осенью 1941 года такие мысли не только выслушивали, но можно было предпринимать и попытки к их осуществлению.

Три офицера, уже ранее поддерживавшие отношения с Международным и с Германским Красным Крестом, подписали меморандум «Inter Arma Caritas». Пока шли военные действия, можно было сомневаться, что удастся смягчить хотя бы самую острую нужду. Но надо было думать и о том, что после окончания военных действий или после намеченного взятия Москвы и Ленинграда задачи помощи неимоверно возрастут: предстоит трудная борьба с голодом и эпидемиями.