Против шерсти - [85]

– Не могут иметь детей. Я знаю. – Я положила руки на живот. – Но, видимо, это не мой случай.

– Это ребенок Тома?

Я покачала головой:

– Нет. Это наш ребенок.

Папа наконец-то посмотрел мне прямо в глаза:

– Ты изменилась, Луиза.

Это прозвучало не как упрек. Просто как очевидный факт. Думаю, в тот момент папа мной гордился. Но вовсе не потому, что я беременна, нет. Теперь папа считал меня взрослой. Я и сама чувствовала, что стала сильнее. Я полностью избавилась от давнего чувства, что я в этом мире посторонняя. Я уже была не странной девочкой, не монстром, как мне казалось после аварии. Хоть я и пряталась в охотничьем домике посреди леса, я чувствовала себя на своем месте и твердо знала, чего хочу. Я рожу ребенка и, как только правительство и Савини будут повержены, стану журналистом. Это была не мечта. Это был план, который я собиралась осуществить, потому что дала слово Рыжей и потому что сама так решила.

На следующий день папа вернулся в домик вместе с Сати. Мой брат заметно подрос. Он со счастливой улыбкой на лице прижался ко мне.

– Луиза, я так рад тебя видеть!

Я уткнулась носом в его шею. От него так вкусно пахло, что я чуть не расплакалась.

– Я тоже, Сати. Я очень по тебе скучала.

Теперь он правильно выговаривал все звуки. Он был похож на маленького мужчину.

Мы все вместе пообедали на берегу озера.

Над нами было чистое небо. Фатия была счастлива. Казалось, ей очень нравится папа, «несмотря на то что он человек, несмотря на то что он мужчина». Думаю, она хотела снова наладить связь со своей семьей, но пока не могла на это решиться.

Сати с тремя Кошками играл в салочки на поляне. Было забавно наблюдать за тем, как они бегают друг за другом. Моего брата совершенно не смущало, что девушки покрыты шерстью. Он понимал, что они не такие, как он, но считал это абсолютно нормальным.

Когда мы прощались, я отдала папе письмо для Тома. Письмо, в котором я сообщала ему, что беременна и собираюсь сохранить ребенка.

Я не знала, как он это воспримет.

Как-то утром мы все дошли до избушки пастуха, возле которой несколько месяцев назад я сражалась с собаками. Хибарка была в полуразрушенном состоянии, но мы подумали, что было бы неплохо ее восстановить. Она была чуть просторнее, чем охотничий домик, и у нее были каменные стены, которые могли бы лучше защищать нас от холода и дождя. К тому же мы могли бы завалить все тропинки, ведущие к избушке, стволами упавших деревьев. Это позволит нам выиграть время, если к нам пожалуют незваные гости: мы почувствуем, что они рядом, и успеем убежать еще выше в горы. Это было более безопасное место, чем охотничий домик.

Мы целыми днями приводили в порядок домик пастуха и переехали в него в середине января. Уголек не слишком охотно пошла за нами, но, увидев свою новую подстилку прямо у печки, сразу же решила сменить место жительства. Рыжая расписала одну из стен. Она нарисовала Кошек в окружении лозунгов, которые мы сочинили для плакатов, когда готовились к нашему Маршу: «Мы в ярости!», «Мы искры!», «Мы огонь!», «Мы влюблены!», «Мы живы!», «Мы пугающие!», «Мы необыкновенные!», «Мы окончательно чокнулись!».

Мы устроили праздник в честь новоселья.

Зажгли свечи и развесили гирлянды из остролиста и сосновых веток. На огне кипел суп из крапивы, грибов и лесного ореха. После обеда мы испекли хлеб, и в воздухе витал такой восхитительный аромат, что нам хотелось впиться зубами в горячую корочку.

В честь такого события несколько девушек пригласили родителей и друзей, которым можно было доверять. Мы долго спорили по этому поводу: конечно, это было небезопасно, но очень важно для Кошек. Фатия не стала возражать. Мы попросили папу связаться с семьями девушек, соблюдая все предосторожности. Когда девушки и их родные снова встретились после долгой разлуки, они то смеялись, то плакали. Получилось очень трогательно.

Папа с Сати приехали ближе к вечеру и привезли с собой маму Тома. На ней были те же бесформенные розовые спортивки, как и в тот вечер, когда я встретила ее в больнице. Она от всей души обняла меня и чуть не задушила.

– Мы вытащим Тома из этой проклятой тюрьмы, – сказала она мне на ухо. – Снесем там все к чертям собачьим, если понадобится. Но, клянусь тебе, мой сыночек выйдет на свободу. – Потом она перевела взгляд на мой круглый живот. – Ну, кажется, я скоро стану бабушкой, так ведь?

Я кивнула.

– Мой сыночек так быстро вырос, – сказала она, утирая слезы. – Мне придется с этим смириться. Но он навсегда останется моим маленьким мальчиком.

Папа принес персики в сиропе. Я открыла банку, и их аромат сразу же напомнил мне рождественский ужин в лагере. Как мы, несмотря на все лишения, устроили настоящий праздник. Мы с девушками предались воспоминаниям. О том, как Рыжая пародировала Кэти, о том, как мы пели и танцевали, о том, какими вкусными нам казались сладости, которыми мы угощали друг друга. Мы от души смеялись, хоть у каждой из нас в душе еще были свежие шрамы. Не было и дня, чтобы я не вспомнила о Белянке и обо всех Кошках, которые погибли во время нашего побега. О Саре, которая представлялась мне сказочной принцессой, запертой в маленькой квартире посреди большого города. О Морган, которая пыталась выжить, любила и ненавидела нас одновременно, а потом стала одной из нас и пожертвовала собой ради всех Кошек. Где она теперь?