Простые вещи - [27]

Но они потолковали с часок, обсуждая тематику будущего материала и возможные направления — искусство искусством, а изюминки, а пикантности? У публики аппетит к обычной стряпне пропал, ей соль с перцем подавай! Так что ты уж постарайся, погуляй по всяким злачным местам!

— Еще чего! — возмутился Александр Павлович. — Вы и так без устали вкус публике портите, суете ей гадость вместо нормальной пищи. А она, уважая печатное слово, давится, но ест.

— Ест так, что за ушами пищит, — не сдавался заведующий.

— Это у вас от жадности за ушами пищит. Тиражи фиговые, и затрещат скоро ваши дела по швам!

Они были старыми приятелями и каждый раз так бодались, причем с немалым удовольствием.

Приехал Саня в мастерскую не в пять, а в шесть, простоял в пробке, но Сева отнесся к опозданию спокойно.

— Наш стиль: мы опаздываем, но успеваем, — сказал он, вспомнив, конечно, как они зимой опоздали в Дом кино и познакомились с кинобоссом Иващенко. В тот вечер Сева как раз и Веру с Саней познакомил весьма необычным образом…

— Опаздываем не по своей вине, вот и приходится успевать, — вздохнул Саня.

За делами и хлопотами он было отвлекся от кольца, но теперь проблема вновь встала во всей неприглядности.

— Мне надо с тобой о Вере поговорить.

Он не дал Севе слова вымолвить, иначе тот стал бы отделываться шутками, а дело нешуточное.

— Я понимаю, ты к Вере неровно дышишь и не даешь мне ее телефон, возможно, из ревности. — При необходимости Александр Павлович умел говорить прямо и называл вещи своими именами. — Но поверь, твои подозрения необоснованны, а мои скорее всего оправданны.

Услышав такую преамбулу, Сева от Саниной прямоты и резкости открыл рот. Потом спросил:

— Ты это всерьез?

— Да, всерьез, — твердо ответил Саня.

— Здорово! Ты что же, очередную мелодраму пишешь? Или на самом деле думаешь, что я киплю от ревности и прячу телефон — лишь бы не дать? — Сева закинул голову и захохотал так заливисто, что Саня невольно улыбнулся. Отсмеявшись, Сева сказал: — Брось, друже, свои фантазии. Я и в юности не ревнив был, а теперь… — Он махнул рукой. — Если уж Лялечку какому-то проходимцу отдал, — Сева грустно понурился, — а ты говоришь…

— Почему проходимцу? — пожал плечами Саня. — Вернул законному мужу, а точнее, Ляля сама к нему вернулась, и ты, честно говоря, тут совсем ни при чем.

— Да ты что?! — Глаза у Севы округлились. — А я не знал. Ну, у меня интуиция! Тогда понятно, почему они сразу целоваться начали, такое вообще на Лялечку не похоже…

Выслушав эту тираду, Саня окончательно убедился: ревность Севе свойственна, но ревнует он не Веру.

— Видишь ли, Всеволод Андреевич, произошла престранная история, кольца у меня больше нет. Чистые тарелки и бокалы на месте, а колечко… — тут Саня не слишком весело присвистнул, — тю-тю. Не думаю, что им заинтересовался кто-то из твоих мальчиков. Или они фарцуют?

— Не замечал, — с усмешкой отозвался Сева. — Вадик специализируется по книжной графике, голова — компьютер, можно сказать, наш мозговой центр. Юрочка иконы пишет, верующий, церковный, только в туалет ходит без благословения. Петр — мелкой пластикой занимается, а его жена — кожей, в Лавру они пояса и крестики поставляют, так что сам видишь, все при деле и при деньгах. А Веруня…

— И без ремесла, и без денег, — заключил Александр Павлович со вздохом.

— Нет, ты не прав. Ремесло у нее есть и не одно, сам знаешь — она и фотокором работала, и машину водит, и ремонт вон осилила. Я уж не говорю, как стряпает, и все прочее.

— Так что? Думаешь, Вера не могла прихватить колечко? — недоуменно спросил Саня. — Если честно, и мне не хотелось дурно о ней думать, но у меня по-другому не выходит.

— А кто тебе сказал, что не могла? Могла! Она же способная, — жизнерадостно ответил Сева. — Только что ж тут дурного? Я, например, сразу понял — интересная женщина! У нее, знаешь ли, в лице есть такой ракурс, что сразу делается заметно: она с чертом. — Сева словно бы даже обрадовался Вериной прыткости и продолжал: — Да-да, этакая авантюрная пикантность в характере. А то все пироги да пироги. Нет, в ней есть и полет фантазии.

— Хорошенькие фантазии! — возмутился Саня. — Я называю это по-другому. И потом… кольцо мне дорого, оно связано с одним семейным преданием.

— Не занудствуй. Какие еще предания? «Преданья страны глубокой»? Да Бог с ними! А живая жизнь до того увлекательная штука! Верка — она ж озорная. Может, хотела, чтобы ты ее помнил. Знаешь, по тому анекдоту? Приходит к скупому друг и говорит: я уезжаю далеко и надолго, подари мне на память кольцо, посмотрю на него и сразу тебя вспомню. Не подарю, — отвечает скупой, — посмотришь на свою руку и сразу меня вспомнишь: есть у меня друг, не подарил он мне кольца.

— Мило, — сухо улыбнулся Александр Павлович. — Но мне такая памятка ни к чему!

— Да какая тебе разница, что помнить? — широко улыбнулся Сева. — Старину-матушку или чертовку Верку?

«Интересный поворот мысли, — отметил про себя не без удивления Саня. — Ведь и в самом деле, кольцо напоминает о печальном событии. Может, ему суждено кочевать с недобрыми людьми? Или в нем особый соблазн заложен? В общем, стоит обмозговать ситуацию». А вслух сказал: